Заря цвета пепла

— Я спасу вас, мой господин! — завопил Сергей, выхватывая пистоль из-за пояса. Выстрел — заяц, пораженный Лисовским зарядом, с визгом подскочил в воздух, сделал почти идеальное сальто и бросился наутек. Случись иначе, Рейнар стал бы первым стрелком в истории, сумевшим поразить животное хлебным мякишем. В тот момент, когда несчастная божья тварь крутилась в воздухе, на палубу, шагах в трех от юноши, хлопнулась пуля, сплющенная предварительно о каменную стену. Конечно, для большего эффекта ее бы стоило нагреть. Но кто в королевском флоте знает, какие физические свойства приобретает свинец, вступая в контакт с магической сущностью?

Мичману было совсем не до того. Глаза его формой и размером стали напоминать штатные спасательные круги. Лишь мгновение отделяло его от глубокого обморока, и в этот миг Лис схватил офицера под мышки и бросился с ним за борт с криком:

— Врешь, не возьмешь!

Чуть позднее, вечером того же дня, французские транспорты вышли в море. Конечно, мамелюки повелителя Александрии всемерно пытались остановить посадку французов, англичане даже видели это своими глазами. Но ощетинившиеся штыками ряды лягушатников, а также их заряженные картечью пушки были веским доводом не проявлять лишнего геройства. Тем более, что Мурад-бей и без того вполне убедительно сетовал возмущенным английским офицерам на коварство и вероломство гяуров: мало того что воспользовались случаем, они еще взяли в заложники родственника султана, доблестного Османа Сулеймана Бендер-бея!

* * *

Караван транспортов, подобно гусиному клину, тянулся к берегам благословенной Франции. Новый флагман генерала Бонапарта, конечно, слабо напоминал великолепный, грозный «Ориентал», но все же полководец возвращался на родину с победой. Если начало похода не сулило ему удачи, да что там, было настоящим крахом, тем славнее были новые победные лавры. Еще бы: без сил, почти голыми явиться в Александрию, склонить ее правителя к военному союзу против единоверцев, блистательно разгромить их, а затем уйти из-под носа англичан, разумом и несгибаемой волей превратив сотни английских пушек в бесполезные погремушки!

— Просите у меня любой награды, лейтенант, — осматривая горизонт в подзорную трубу, произнес Бонапарт.

— Да шо вы такое говорите, какие такие награды? Ну, во-первых, у меня еще кое-шо осталось из сэкономленного на войне, опять же гражданин Александрийский за хороший совет забашлял по полной.

— Что он сделал?

— Неважно. Представил к высокой правительственной награде. Я бы даже сказал, не столь высокой, сколь весомой. Так шо оставьте эти глупости, я ж так, по дружбе…

— И все же подвиги достойны воздаяния. И если Александрийский бей понял это, то я, — Наполеон запнулся и поправил себя, — то Республика и подавно не может быть неблагодарной к столь храброму и деятельному воину.

— Премного, знаете ли, ей благодарен! — оскалился Лис. — Это ж небось сам гражданин Баррас оторвется от междуножья очередной светской…э-э-э…львицы, шоб пожать мне руку и толкнуть прочувственную речь. Я растроган и умилен до глубины того, шо было, пока не отменили душу. Щас, дух переведу и побегу лить слезы, сморкаясь в трофейный бейский флаг.

— Иронизируешь?

— Та шо вы такое говорите, мой генерал? Я ж месяц потом руку мыть не буду. Ведь сам господин Баррас… — Лис закатил глаза и тут же, меняя настроение, поглядел на Бонапарта. — О, а можно я вас в память о походе буду продолжать звать камердинером?

Маленький корсиканец вспыхнул.

— Капитан д’Орбиньяк! — процедил он, меняясь в лице. — Надеюсь, в Париже я смогу приветствовать вас полковником. Но, строго между нами, месье, я требую забыть об этой злополучной хитрости, к которой нас побудила, как мы оба знаем, лишь настоятельная военная необходимость.

— Да я шо? — Сергей выставил перед собой ладони оградительным жестом. — Я ж все понимаю: субординация, пропаганда, все такое. Я, допустим, если бы и рассказал эту забавную историю, то разве что внукам у камина под Рождество после хорошей чаши пунша. И те бы, как Бог свят, подняли старика на смех. Меня другое угнетает. Вот прибудем мы щас в столицу, выйдет гражданин Баррас в окружении прочих директоров на крыльцо, глянет на вас этак высокомерно: ты хорошо поработал, мой мальчик! Возьми на полке сдобный пирожок! И станете вы, мой генерал, для него все тем же камердинером. Хотя уж это ни в коей мере не вызвано настоятельной военной необходимостью. Впрочем, быть может, называть он вас так не станет. Звание какое-нибудь придумает, вроде «генеральный генерал», шпагу специально для вас камешками украсит, но только сути дела это все равно не меняет. Вчера он вас за каким-то… золотым руном в Египет послал, шоб вы ему глаза не мозолили. А завтра что? В Россию, белых медведей пасти?! Раз в жару выжили, может, хоть морозы добьют…

— Молчи! — Наполеон хлопком закрыл подзорную трубу.

— А, точно-точно, виноват, дурак, исправлюсь! Длинный язык, гильотина… Не подумавши ляпнул.