Зарисовки ночной жизни

На мгновение он перевел взгляд на свою правую руку. Все это время обе его руки находились в карманах пальто. Эта поза была специально заготовлена им на случай разворачивания такой важной и красивой сцены: стоящий у низкой ограды парка молодой человек с рассеянным взглядом и с руками, засунутыми в карманы; нерешительно приближающаяся к нему женщина, бывшая шесть лет назад его возлюбленной; ее лицо отображает смешанную палитру чувств от мучительных переживаний и тягостной грусти до радости от встречи. Все должно было произойти так, а не иначе! Только так он мог излить на нее весь поток обвинений, полных горечи и обиды из-за того, что она так внезапно его оставила. И если бы она по-прежнему стояла с грустным, подавленным видом, он также поведал бы ей о своем характере, сложившемся под ее влиянием, и о том, сколь сильно это затрудняет его нынешнюю холостяцкую жизнь. Он думал, что только его жажда высказаться была причиной их встречи. И рассчитывал, что, пока он будет все это выговаривать, она будет, подобно рабыне, молча выслушивать, низко опустив голову. Ему казалось, что если все произойдет именно так, то его тридцатилетие будет иметь хоть какой-то смысл. Однако выражение лица приближающейся женщины разбило в пух и прах все его ожидания.

Преувеличенная оживленность в придачу с этим нелепым приветствием «Хай!» свидетельствовала о ее решительном настрое. Она, как и он, основательно подготовилась к встрече с бывшим возлюбленным, заранее продумав тактику поведения. И кто знает, возможно, она тоже разрабатывала свой план действий в парикмахерской, ой нет, вернее, в салоне красоты.

Он робко вытащил правую руку из кармана и неловко повторил ее жест, нечленораздельно пробормотав: «Хай!»

Его вдруг до глубины души поразило, насколько огромна разница между идущей нерешительной походкой женщиной с робким взглядом широко распахнутых глаз и крепко сжатым ртом и женщиной с летящей походкой, которая, высоко подняв руку и обнажив в улыбке белые зубы, без всякого стеснения кричит тебе «Хай!». Нет, эта женщина уж точно не будет выслушивать стенания его души! Она, скорее всего, забросает его вопросами, не шибко прислушиваясь к его искренним ответам. Только теперь он смог примерно представить их будущий диалог…

— Ну и как вы поживали все это время?

— Отслужил офицером в военно-воздушном флоте…

— И чем же вы там занимались?

— Служил при высоком чине…

— И как же вы при нем служили?

— С английского переводил… через пень-колоду…

— А после?

— Через три года демобилизовался.

— И что дальше?

— Устроился в торговую фирму.

— И чем же там торговали?

— А разве это важно?

— Как скажете. А сейчас вы все там же?

— Нет, сейчас работаю по телефонной части.

— И в чем же заключается ваша работа?

— Скупаем телефоны, а затем либо продаем, либо сдаем напрокат… А твой муж чем занимается?

— Ну-у… А на что вам знать?.. О, так значит, я могу подешевле телефоном обзавестись…

От мысли, что их диалог может принять такой оборот, ему стало не по себе.

Он вдруг понял, что ошибся с выбором места и времени такой долгожданной встречи. И сам виноват в этом дурацком «Хай!», которое стало вполне естественным для такого светлого времени суток, как два часа пополудни, в многолюдном парке, где, собственно, именно он предложил встретиться… Другое время, хотя бы семь часов вечера, и другое место, ну например, например, например… если честно, в Сеуле не сыщется ни одного подходящего уголка для встречи с бывшей возлюбленной, где можно было бы поговорить по душам. Во всяком случае, он так считал. И этот парк Намсан[9] был более или менее оптимальным вариантом. Так что его выбор казался не так уж и плох. Вот если бы дождь пошел… Точно! Если бы шел дождь… Однако что толку от этих пустых фантазий… В любом случае она наверняка уже все давно обдумала, пока делала в салоне прическу. И вот теперь, приветствуя его взмахом руки и этим чертовым «Хай!», она легкой походкой приближается к нему.

Внезапно пришла мысль, что он не только черты ее лица знал наизусть, но и ее тело. Ему ничего не оставалось, как признаться самому себе, что все эти шесть лет, думая о ней, он грустил, и часть этой его грусти составляло сожаление при воспоминании о ее обнаженном теле. Понятно, что иногда он испытывал слепую ревность к ее мужу только потому, что он — этот мужчина, имени которого он не знал, так же как лица, возраста и профессии, — является обладателем ее тела… Именно сегодня он окончательно убедился в том, что действительной причиной его многолетних бесплодных попыток забыть ее, а также просьбы о сегодняшней встрече, было настойчивое воспоминание ее наготы! И как раз ее обнаженное тело и являлось ключом для владения ею.