— До зимы мы разобьем Колчака, и я вернусь домой жи* вым-здоровым,— продолжал отец уже совершенно спокойно.— Вот это я, сынок, без всяких карт знаю. Не могу я умереть, когда так много думаю. И не только о том, что завтра будет, но и через год, и через десять лет, и через двадцать! У меня мысли, как пчелы, работают. Я вот собираюсь идти воевать, а сам уж не только о боях думаю, но и о том, что буду делать потом, когда вернусь. Все разные планы составляю. Все о новой жизни мечтаю... Вот прошлой весной, еще при Советской власти, приехали к нам на Алтай рабочие из Петрограда. Поселились они около бывшего Локтевского завода. Это недалеко от Почкалки. И решили жить не по старинке, деревушкой, а коммуной. Я побывал там у них ради интереса. Все у них было общее: земля, машины, скот, телеги, сбруя. Все равны. Никаких различии и привилегий. Нелегко им было разживаться на голом месте: нищеты через край, во всем нехватка, многие на них поглядывают косо, всякую брехню пускают по миру, а они знай работают до седьмого пота! С большой мечтой люди жили! Красиво начинали новую жизнь! Теперь, поди, все от беляков погибли... И вот мне запала в голову мысль: как только покончим с Колчаком, установим по всей Сибири Советскую власть, я тоже начну сговаривать наших партизан, какие победнее, начать жить коммуной. Выберем хорошее место у бора, обстроимся, начнем работать дружно и покажем всем людям, какая это жизнь, когда во всем полное равенство! Я буду столярничать, сделаю мебель для всей коммуны с инкрустацией, какая была только у богачей, чтобы все завидовали нашей жизни, нашей красоте! Чтобы народ шел к нам, как идет сейчас в храмы. А ты...— Он всмотрелся в мое лицо. Боясь ошибиться со своим пожеланием, спросил: — Кем ты хочешь быть?
— Не знаю,— ответил я откровенно.
— Будь учителем! Всех, всех учить надо! Народ не может стать счастливым, если останется жить в темноте и невежестве. Учить народ — это все одно что на всю жизнь оделять его счастьем! Лучше и нет, пожалуй, занятия на земле. Я так понимаю...
Вскоре после бани, когда мы наслаждались арбузами, привезенными с бахчей Алешкой Зыряновым, на кордон прискакал Филька. Он сообщил отцу, что с пашен приехало семеро партизан. Все уже готовятся в поход.
— Выходит, человек до двадцати соберется? — переспросил отец.— Что ж, и это хорошо. Когда немного успокоятся — и другие подойдут. Сейчас, знамо, многих оторопь берет. Но это ненадолго. Садись, отпробуй арбуза-то.
— Да неколи, товарищ командир Семен Леонтьич,— с видом большой озабоченности ответил Филька, но тут же присел к столу и взял в руки ломоть арбуза.— Выступать надоть!
— Я думал, может, на зорьке?
— Не выйдет, товарищ командир,— возразил Филька серьезно.— Придется сейчас же. Вас зовут в сборню. Туда из Буты-рок подошел отряд товарища Каширова.
— Отряд? Каширова? Большой?
— Подвод много...
— Эх, ясно море! — Отец быстро поднялся из-за стола.— И чудной же ты парень, Филипп! Что ж ты тянул? Что ж ты сразу-то не доложил? Разве так можно в военном деле?
— Арбуза захотелось,— просто сознался Филька, выкусывая мякоть из ломтя.— Слюнка потекла.
— Ладно уж, доедай! Да живо скачи, собирай людей.
— Там Ваныпа Елисеев уже всех скликает!
— Вот и опять живет наше дело! — порадовался отец, торопливо собирая свое поношенное, но уже выглаженное матерью обмундирование.— Пусть и немного нас сейчас... Ничего! Со временем будет еще больше, чем было!
Отец решил отправиться в поход на Зайчике. Я тут же бросился из дома. Когда отец в сопровождении почерневшей от горя матери вышел на крыльцо, конь уже был под седлом. Проверив, как затянута подпруга, отец наклонился ко мне и сказал, как под большим секретом:
— Спасибо, сынок.
И я понял, что отец благодарил меня совсем не за то, что я оседлал коня,— как известно, за такие услуги в крестьянских семьях не принято расточать благодарности.
Бутырский отряд в числе сорока шести человек под командованием Каширова 17 августа отправился по Касмалинскому тракту в сторону Солоновки. В нашем селе к нему присоединились еще восемнадцать партизан. Этот небольшой отряд, собранный Кашировым после несчастного первого боя с батальоном егерей Окунева, постепенно пополняясь на своем пути, пришел в Солоновку и стал частью отряда Ефима Мамонтова, а позднее — ядром 3-го Бутырского полка в его быстро разрас
тающейся армии.