Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

Я кинулся вверх по лестнице и позвонил в дверь. Никто не отвечал. Я подергал ручку. Дурные предчувствия нарастали. Я разбежался, чтобы высадить дверь, но не успел — она сама открылась.

Сьюзен улыбнулась:

— Право же, никогда не думала, что Вы так захотите меня видеть…

Не говоря ни слова, я схватил ее в объятия и поцеловал. От этого у меня закружилась голова.

— Ну и ну! — выдохнула она. — Очень мило, но прежде надо очаровать девушку, дать ей подготовиться…

— Вы в порядке, Сьюзен?

— Буду через минуту.

— Кто-нибудь пытался войти?

— Только Вы. А в чем дело, Скотт?

— Ничего. Я просто напридумывал.

Она коснулась моего рукава.

— Но я же вижу…

— В доме найдется выпить?

— Бурбон, для медицинских целей. Не меняйте тему.

— Давайте бурбон.

Она поставила стаканы на поднос и принесла. Я выпил.

— Я слушаю, — напомнила она.

Не было смысла увиливать. Я рассказал ей о звонке миссис Пристин и заключил:

— Вот почему я опоздал.

— Вы уверены, что это была она?

— Да.

— И не знаете, о чем шла речь.

— Думаю, о той газете, что исчезла из комнаты Линды.

— Это было в среду вечером. Вы проверили, что там было?

— Как? Ведь газета исчезла.

— Ну, по дубликату. Старые экземпляры продают в редакции.

Я хлопнул себя по лбу.

— Похоже, я тупею.

— Вовсе нет, — заверила она, — просто Вы слишком близко к сердцу принимаете это дело.

Я снова притянул ее к себе, на этот раз было еще лучше.

Сьюзен с любопытством посмотрела на меня:

— Да что с Вами сегодня?

— Вы добавили в бурбон афродизиак, не иначе, — буркнул я. — Пошли.

Сначала мы направились в редакцию. Сьюзен ждала в машине, пока я спускался в подвал и купил копию «Трибьюн». Нас потянуло на итальянскую кухню, и я знал одно такое место на Томпсон-стрит. Между переменой блюд мы изучили газету.

— Есть что-нибудь особенное? — спросила Сьюзен.

— Следите за новостями.

Чтение мы продолжили после кофе. Я дважды просмотрел газету — каждую статью и объявления, но смог найти только финансовый раздел. Акции «Лейзинг индастриз» шли по 20, поднявшись на четверть.

Затем мы поехали по Сэмвил-роуд по направлению к тихой таверне, где можно было поговорить. Сьюзен умела говорить и слушать, еще она прекрасно танцевала. У нее были шарм и интеллигентность. Хорошо бы приходить домой, к такой девушке, триста шестьдесят пять дней в году. Но в данный момент она не думала о будущем, да и я тоже. Просто я ей нравился.

Надолго мы не задержались. Она сказала, что ее босс задумал новую линию летних платьев, и ей надо поработать. Около десяти я отвез ее домой, а около одиннадцати уже вернулся к себе.

За дверью звонил телефон, я поспешил ее открыть, чтобы взять трубку, и это притупило мою реакцию. Меня отшвырнул назад мощный удар в лицо, как будто лягнул мул. Я инстинктивно ринулся вперед, но ударил в пустоту. Смутный силуэт нарисовался в дверном проеме.

— Не уйдешь! — Я схватил его за рукав. Он вывернулся и ударил, но промахнулся. Я в свою очередь ударил, но попал в плечо. Я в хорошей форме, дважды в неделю хожу в спортзал. Этот тип тоже был не промах, но уже выдыхался.

Я почувствовал, что если продержусь еще немного, сил у него не останется. Он тоже это понял и попытался увернуться. Я ударил, но попал в ухо, а он собрался с силами и двинул меня в грудь.

Падая, я ухватился за его пиджак и что-то оторвал. Дверь захлопнулась.

Я встал, открыл ее и выглянул — никого.

Я стоял и качался. Я стараюсь избегать столкновений, по мне лучше решать дела путем переговоров. Особенно я не люблю схваток в моей квартире. Я включил свет и осмотрелся. Казалось, под моими ногами качалась палуба корабля. Но с полом было все в порядке. Это качался я. И причина тому была.

Вивиан Пристин наконец сдержала обещание. Линда больше не была одинока, теперь ей составляла компанию сестра.

Глава двадцатая

Когда средний горожанин находит труп, у него есть выбор: убежать или стоять неподалеку. К чему неприятности? Но не таков был я. Этот труп лежал на моем ковре, и выбора у меня не было.

Два часа кряду я отвечал на вопросы разных констеблей, задаваемые разным тоном: мягким, суровым и просто хамским. Отвечал на вопросы, вопросы и вопросы, пока не заболело горло.

Теперь я стоял перед окружным прокурором.

Достопочтенный Филипп Ломан сидел за полированным столом и любовался синяками на моей физиономии. Теперь у него были другие манеры — смесь терпения и иронии. Тактика тоже была другая — никаких угроз и насмешек. Теперь он — ваш друг, борец за справедливость. Если он верил в вашу невиновность — ничто не могло его поколебать. Ему нужны лишь правда и факты. И он обижался на отказ сотрудничать.

Все это не прибавило мне расположения к нему, наоборот, раздражало.

Я смотрел на него, на его длинное лицо, на нос с пенсне. Я был не против очков, человек может быть близоруким. Меня раздражала шелковая ленточка под его подбородком.

Джон Нолан тоже был там. Он сидел в углу, прикидываясь простым наблюдателем.

Но помощник прокурора не был наблюдателем. Эд Мэгоуэн — единственный человек, который даже фыркать умел с гарвардским акцентом. Каждый мой ответ сопровождался этим фырканьем.