За несколько дней до начала 1–го Кубанского похода в Ростове был сформирован Инженерный батальон из двух рот, личный состав которого состоял из пленных чехословаков под командованием полковника Кроля и другого офицера–чеха — Немеца. Я принимал живейшее участие в формировании этого батальона.
За 3—4 дня до нашего оставления Ростова произошли два события, при воспоминании о которых я волнуюсь и сейчас.
Сижу я в инспекторско–хозяйственном отделе Добровольческой армии с двумя адъютантами генерала Деникина (один — поручик 18–го стрелкового полка, а другой — 4–го полка какой-то дивизии). Дверь в комнату открыта. Мимо проходит штатский в пальто, бритый, без усов и бороды, в очках. Я его не узнал в тот момент. Он прошел к генералу Деникину и в скорости ушел из штаба. Это был Милюков. Приблизительно в то же время к генералу Корнилову приезжал Керенский. По слухам, генерал Корнилов предложил ему убраться из Ростова, если он не желает быть повешенным. Керенский пробыл в Ростове, говорят, 3 дня.
На моей душе грех: одного не узнал, а о другом узнал, когда было поздно. Как Милюков, так и Керенский являются главными виновниками гибели нашей Родины. Я бы их обоих тогда же ликвидировал бы, и они не могли бы продолжать свое злое дело. А за три дня до выхода из Ростова к Добровольческой армии присоединился и известный матрос Баткин, о котором я буду говорить в следующей части моих воспоминаний.
8 февраля генерал Корнилов решил произвести мобилизацию лошадей и подвод. Мобилизация была поручена штабс–ротмистру Н. М. Алексееву (сыну генерала Алексеева).
Штабс–ротмистр Алексеев зашел в мое инспекторское отделение и просил дать ему сведения о количестве транспортных средств, необходимых для отдела. Нужна была одна пароконная подвода и одна верховая лошадь. На второй день я получил верховую лошадь без седла и даже уздечки, а лошадей для подводы без всякой упряжи. В тот же день все это пришлось оставить, а дела отдела сжечь. Я вышел пешком в поход.
Поздно вечером 9 февраля 1918 года Добровольческая армия начала отходить из Ростова.
Начался 1–й Кубанский генерала Корнилова поход.
ЗАРОЖДЕНИЕ АНТИКОММУНИСТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ НА ЮГЕ РОССИИ
[272]Передо мною лежит тетрадь — труд Генерального штаба подполковника Николаева, [273]
в котором автор описывает первые шаги, предпринятые генералом Алексеевым и его сподвижниками «для освобождения Родины от группы лиц, захвативших власть над величайшей страной с двухсотмиллионным населением». Я не собираюсь опровергать описываемые подполковником Николаевым события, совершавшиеся на юге России, а хочу лишь дополнить их описанием того, что творилось в соседнем с Новочеркасском Ростове–на–Дону, так как из строк подполк. Николаева можно вынести впечатление, что только в городе Новочеркасске и было начало антикоммунистической борьбы.3 сентября 1917 года я приехал в отпуск в Ростов–на–Дону из 4–й пехотной дивизии, в которой был на должности командира бригады, в чине генерал–майора. В мирное время город Ростов–на–Дону был стоянкой 136–го пехотного Таганрогского полка, в котором протекла вся моя служба. Там же проживала моя семья — жена и сын, юноша 15 лет. Из Ростова в составе моего родного полка я выступил на войну 23 июля 1914 года, командуя 1–й ротой, в чине штабс–капитана.
Революция в Ростове шла полным ходом, квартировавший там пехотный запасный полк был распропагандирован большевиками. Когда я с вокзала ехал к себе на квартиру (угол Николаевского переулка и Романовской улицы), то старик извозчик, везший меня, сказал мне, обернувшись: «В недобрый час вы едете к нам — не знаю, доедем ли». На мой вопрос: «Почему?» — «Да сами увидите», — ответил старик. Дорога к моей квартире пролегала по Большой Садовой — главной улице города. Все тротуары были полны публики, в пересекающих Б. Садовую переулках иногда виднелись штыки. Доехали мы благополучно, но едва успел отъехать извозчик, а я войти в дом, как на углу улицы (моя квартира была в угловом доме) появилась большая группа вооруженных солдат и там остановилась. На этой квартире я жил с 1910 года и, конечно, был известен почти всем жителям этого района. Поэтому первой мыслью было, что это предвещает обыск моей квартиры по доносу кого-либо из соседей, но вооруженная группа «товарищей» потолклась некоторое время на нашем углу и куда-то удалилась. Радость свидания с семьей была отравлена рассказами о происходящих в городе событиях — торжестве черни и крайне–левых элементов. Офицерам в форме было небезопасно выходить на улицу, так как бывали случаи, что их арестовывали, увозили в здание театра–варьете «Марс» (на границе с Нахичеванью), там след их исчезал.