Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия

161

Язычники бегут в бессильном гневе,

Их путь — назад, в испанские пределы.
Роланду не дано погнаться вслед:
Под ним пал Вельянтиф, его конь верный.
Теперь ему придется биться пешим.
Помочь архиепископу хотел он.
Снял с головы его тяжелый шлем,
И снял с него он легкий панцырь белый;
Его одежду на куски разрезал,
На раны наложил ему отрезки.
Взял на руки и бережно и нежно
Его на мягкой положил траве.
Затем просил его о позволенье[329]
Отправиться искать тела друзей:
«Тела всех тех, кто дороги так сердцу,
Я разыщу и соберу их вместе,
Чтоб вы могли им дать благословенье».
«Идите же, — Турпин ему в ответ, —
Хвала творцу, — за нами поле сечи:
Принадлежит оно лишь вам и мне».

162

Роланд на месте битвы павших ищет,

По склонам гор он ищет и в долине.
И вот Жерэн с Жерэром перед ним,
Атон, и Беренжэр, и Ансеис,
Самсон, Жерар де Русильон старик.
Несет их одного он за другим
Туда, где ждет его архиепископ.
Пред ним все в ряд сложил тела убитых.
Архиепископ слез сдержать не в силах.
Он всех благословил своей десницей
И так сказал: «Пусть души ваши примет
В свой светлый рай господь наш вседержитель!
Среди святых цветов покоит их.
И мой конец, я чувствую, уж близок.
Мне больше Карла славного не видеть».

163

Вернулся вновь Роланд на место боя.

Он Оливера-друга труп находит.
К груди своей прижал, смочив слезою.
К архиепископу донес, как смог.
На щит кладет убитого барона,
И пастырь осенил его крестом.
Сказал Роланд, терзаясь скорбью злою:
«Ах, Оливер, соратник дорогой!
Вы были славным рождены отцом,
Владения его в Рюньерском доле.
И лучше герцога Ренье кто мог бы
Сломить копье иль щит пробить насквозь,
Смирить в бою надменных гордецов
Иль поддержать вассалов благородных?
Нигде бы не нашлось ему подобных...»

164

Двенадцати увидя пэров трупы

И мертвым видя Оливера-друга,
Роланд не в силах удержать слезу.
Бледнеет лик его, и взор стал мутным.
Под ним от горя ноги подогнулись,
На землю он упал, лишившись чувств.
Архиепископ поспешил к нему,
Хотел он облегчить Роланду муку.

165

Роланда распростертого увидев,

Турпин глубокой скорбью был пронизан,
Какой не знал до этого он мига.
Взял рог он из Роландовой руки
И с ним хотел он вниз к ручью спуститься
(В ущелье Ронсеваля ключ струится[330]),
Роланду в роге воду принести.
Шатаясь, он отходит шагом тихим.
Но слишком слаб, невмоготу идти.
Потерей крови очень обессилен,
И самой малой пади он не смог пройти.
Вперед лицом упал архиепископ,
Почуял сердцем: смерть неотвратима.

166

Сознанье вновь в Роланде просветлело.

Поднялся он, мучимый болью прежней.
Взглянул вокруг себя и вниз и вверх,
И зрит: Турпин, архиепископ реймский,
Меж павших распростерся на траве.
Барон отважный, господа наместник,
Сложивши руки вместе, их он к небу
С молитвой покаянною воздел:
Грехам своим просил он отпущенье.
И умер он, воитель Карла смелый,
Кто словом пастырским и бранным делом
Всю жизнь противоборствовал неверным.
Господне будь над ним благословенье!
Аой.

167

Архиепископ мертвым там лежит.

Из живота все внутренности, выпав,
Траву вокруг убитого покрыли,
И вытекает мозг из головы;
А руки несравненной белизны
Он посреди груди своей сложил.
Роланд излил над ним всю скорбь души,
Как то велит его страны обычай:
«Сеньор любезный, благородный рыцарь!
Да примет вас теперь господь всевышний.
Никто так не служил ему, как вы,
Как вы не пекся о его святыне,
Со времени апостолов доныне.
Блаженство вечное вы заслужили,
Да будет божий рай для вас раскрыт!»

168

Роланд почувствовал: подходит смерть.

Сочится мозг сквозь рассеченный череп.
Он молится творцу за души пэров,
Святого Гавриила же смиренно
Защитой просит быть его душе.
Рог Олифант зажат в одной руке,
В другой же Дюрендаль, его меч верный.
Чуть дальше, чем на выстрел арбалета,
Прошел к испанским он пределам[331].
Близ четырех сверкающих камней
Упал без чувств он навзничь на траве,
Жестокой мукой одолен предсмертной.

169

Высоко взнесены деревьев главы.

Четыре глыбы каменных сверкают.
Близ них без чувств лежит Роланд.
Его заметил сарацин коварный:
Он, мертвым притворившись, меж телами,
Весь кровью перепачканный, лежал.
Поднявшись, до Роланда он добрался.
Могуч он был, красив, душой отважен.
Возникло в нем предерзкое желанье
Взять Дюрендаль и Олифант.
Воскликнул он: «Здесь пал племянник Карла!
Я меч его возьму с собой к арабам!»
Но в этот миг Роланд открыл глаза.

170

Роланд почувствовал, как кто-то меч

Его берет. С трудом приподнял веки
И так сказал, язычника заметив:
«Ты не из наших, как сдается мне!»
Держал он Олифант в своей руке,
Язычника ударил им по шлему.
Пробил насквозь и шлем златой, и череп,
И оба глаза выпали на землю.
У ног Роланда мертвым пал неверный.
Сказал Роланд: «Презренный раб! как смел ты
Меня коснуться только, дерзкий нехристь?
Судил бы всякий про тебя: глупец!
Увы! расколот Олифант мой верный,
Разбит хрусталь, оправа отлетела».

171

Роланд почувствовал, как меркнут взоры;

Лицо покрылось смертной белизною.
Подняться на ноги он все же смог,
И темный камень видит пред собою,
Ударил он, печали злой исполнен,
О камень десять раз своим мечом;
И каждый раз, не согнут и не сломан,
От камня меч отскакивал со звоном.
Воскликнул граф: «Ко мне на помощь
Приди теперь, святая мать Христова!
Мне жалко вас, о Дюрендаль вы мой!
Здесь вашей службы верной срок окончен.
Я с вами одержал, о меч мой добрый,
Победу не одну на бранном поле,
И не одною овладел страной,
Где ныне правит Карл седобородый.
Пусть не владеет вами недостойный,
Кто от врага в бою бежать готов.
Вассалу честному служили долго,
И нет во Франции мечей подобных!»

172

Мечом по камню граф ударил.

Со звоном меч от камня отлетает,
Но невредима и не гнется сталь.
Роланд увидел: не сломить меча.
Излил над ним поток он скорбных жалоб:
«Мой ясный Дюрендаль, мой меч-красавец!
Как ты сверкаешь в солнечных лучах!
В Морьенском доле Карл стоял однажды,
Когда к нему с небес спустился ангел
И божью волю Карлу передал:
Чтоб отдал Дюрендаль свой император
Вождю, кого почтет он всех отважней.
Великодушный наш король тогда
Меня тобою, Дюрендаль мой, опоясал.
И с той поры я разных стран немало
С тобою королю завоевал:
И Мэн, и Пуатье, Анжу, Бретань,
Нормандию, Прованс и Аквитанью,
Ломбардию и целую Романью,
И обе Фландрии, и всю Баварью,
Бургундию, и Польши дальний край;
Константинополь Карлу платит дань,
И вся Саксония ему подвластна.
Завоевал я Англию с Шотландьей
(Своею вотчиной зовет их Карл);
Завоевал с тобой я столько стран,
Где Карл седобородый нынче правит[332]!
Тебя, мой меч, мне несказанно жаль.
Умру, но не отдам тебя неверным псам!
Ты Францию, господь, избавь от срама!»

173

Роланд ударил вновь мечом о камень,

И повторил удар он много раз.
Звенит металл и искры рассыпает,
Но крепкий меч не сломится никак.
Увидел граф, что тщетны все старанья
И своему мечу тогда сказал:
«Ах, Дюрендаль, мой верный меч прекрасный!
На рукоятке у тебя в оправе
Святыня не одна заключена[333]:
В ней вложен зуб апостола Петра,
Святого Дионисия[334] власа,
Василия святого крови капли,
Кусок одежды матери Христа.
Владеть тобой язычнику пристало ль?
Служить ты должен только христианам.
Не смеет трус в руке тебя держать.
Завоевал с тобою много стран —
Они седому Карлу все подвластны,
От них могуч король наш и богат».

174

Роланд почувствовал: подходит смерть,

От головы спускается на сердце.
Добраться до сосны большой успел он,
Под нею на зеленой лег траве.
Свой меч и Олифант покрыл он телом,
Лицо же повернул к земле враждебной:
Увидит Карл, что он не оробел,
Врагов не устрашился перед смертью;
Что умер он, увенчанный победой,
Любезный граф Роланд, воитель смелый.
Перчатку он протягивает к небу[335],
Чтоб бог простил ему все прегрешенья.
Аой.

175

Роланд почувствовал: подходит срок.

К Испании лицом, на жестком холме,
Лежит и в грудь себя он бьет рукой:
«Грехам моим и в малом и в большом
Дай отпущенье мне, великий боже!
Прости мне все, в чем пред тобой виновен
С рожденья до моей кончины горькой!»
Он протянул свою перчатку к богу,
И ангелов к нему спустился сонм.
Аой.

176

Там под сосною граф Роланд лежит,

К Испании лицом оборотившись.
О многом вспомнил он перед кончиной:
Он вспомнил славных родичей своих,
О многих землях, что он покорил,
О Франции своей он вспомнил милой;
О Карле, императоре любимом,
Кто с детских ранних лет его растил.
Он слез и вздохов удержать не в силах.
Но не забыл он и своей души:
Пред богом признает свои грехи
И молит им прощение и милость:
«Отец небесный, вечно справедливый,
Кто Лазаря из мертвых воскресил,
Кем ото львов спасен был Даниил[336],
Моей душе ты будь теперь защитой!
Мне отпусти, в чем согрешил я в жизни!»
И он перчатку со своей десницы
Подъемлет к богу в тот последний миг.
Архангел Гавриил перчатку принял.
Сложивши руки, головой поникнув,
Принял тогда Роланд свою кончину.
К нему послал всевышний херувима,
Защитника от вод святого Михаила,
Архангел Гавриил[337] явился с ними,
И душу графа в рай они взнесли.

177

На небесах Роландова душа.

А Карл меж тем достигнул Ронсеваля.
Земли там нету пяди самой малой,
Что не покрыта мертвыми телами, —
Язычники и франки там смешались.
«Где вы, Роланд? — воскликнул император, —
Где Оливер, отважный ваш собрат?
Архиепископ мой, что стало с вами?
А где Жерэн? Жерэр, его соратник?
Где Беранжэр? Отон, могучий граф?
Ивон и Ивуар, что мне желанны?
А что с Гасконцем Энжелэром стало?
Что с Ансеисом и Самсоном храбрым?
И где Жерар из Русильона старый?
Где пэры Франции, что здесь оставил?»
Ответа нет, взывает он напрасно.
«Мой бог! — сказал король, — зачем в начале
Сраженья этого я не был с вами!»
Рвет бороду от горя и печали.
Все рыцари его, бароны, плачут;
На землю двадцать тысяч их упало.
И Нэму-герцогу их очень жаль.

178

Нет рыцаря средь них, барона нет,

Кто б слез тогда не пролил безутешных.
Они любимых братьев, сыновей,
Соратников, своих сеньоров ленных
Оплакивали там, припав к земле.
Сказал тут Карлу Нэм, премудрый герцог;
«Взгляните, государь, как вдалеке
Дымится пыль под поступью неверных.
Спешите ж им вослед за правой местью!»
«Их не догнать, — король ему в ответ, —
Как поступить, вы дайте мне совет.
У милой Франции, к ее беде,
Они цветок сорвали несравненный».
Тедбальду Реймскому и Гебуэну,
Милону и Отону Карл велел:
«В долинах и в горах настороже
Остаться вам на месте этой сечи.
Но вы не троньте бездыханных тел,
Чтоб слуги наши тронуть их не смели,
Чтоб к ним не прикоснулся дикий зверь,
Тела героев павших мне сберечь
До моего должны вы возвращенья».
Они ему в ответ сказали нежно:
«Любимый государь наш несравненный!
Исполним все, как вы нам повелели»,
И тысяча там рыцарей отменных
Осталась поле бранное стеречь.
Аой.

179

Трубить Карл император приказал

И с войском на язычников ударил.
Не устояла перед ним неверных рать —
Бежит назад, в предел земли испанской.
Преследуют их франки неустанно.
Карл видит: солнце близится к закату.
Он на лугу с коня тогда слезает;
С молитвою к земле сырой припав,
У бога просит солнце задержать,
Чтоб длился день и ночь не наступала.
И тут к нему с небес спустился ангел
И так он императору сказал:
«Преследуй, Карл, по-прежнему врага!
Задержит солнце для тебя создатель.
Известно богу, что тобой утрачен
Земли французской цвет прекрасный.
Тебе господь в отмщенье не откажет».
Так ангел рек, и на коня сел Карл.
Аой.

180

Свершил тогда для Карла чудо бог:

Среди небес остановилось солнце[338].
Бегут язычников смятенных толпы.
Французы гонят их чрез Темный Дол[339];
Неверных рать уходит к Сарагосе;
Спасенья нет для сарацинских полчищ:
Им ровные отрезаны дороги;
И перед ними Эбро плещут воды,
Стремительны, и грозны, и глубоки.
Нет лодки там, ни челна, ни парома.
Воззвав к своим богам в напасти злой,
Они бросались в пенистые волны.
Но Тервагант[340], их бог, им не поможет.
Плывущих шлемы тяжкие и брони
Влекут с неумолимостью на дно;
Других теченьем бурным понесло,
А третьи захлебнулись вмиг водою,
Из них не переплыл реки никто.
Роланда встретили себе на горе!
Аой.

181

Увидел Карл: враги истреблены —

Одни мечей французских став добычей,
Другие же волной поглощены.
К земле припал; из сердца глубины,
За милость, что явил ему всевышний,
Благодаренья им принесены.
Когда он встал с земли, уж солнце скрылось.
«Вернуться в Ронсеваль нам поздно нынче,
Здесь лагерь на ночлег разбить должны.
Пусть кони отдохнут и поостынут;
Свободны от седла и от узды,
Пасутся пусть среди травы душистой».
«Король наш прав!» — ответил каждый рыцарь.
Аой.

182

Там император лагерь свой разбил

И с войском ночь провел в пустыне дикой.
От седел и уздечек золотистых
Коней своих французы облегчили,
Им дали вольно на траве пастись,
Заботы лучшей уделить не в силах.
В глубокий сон все войско погрузилось,
И часовые сон не стерегли.

184

Свет лунный озаряет ночи сумрак,

Не может император Карл заснуть.
Роланда смерть как позабыть ему,
Двенадцать пэров как забыть французских,
Чьи в Ронсевале он оставил трупы?
Молитву воссылает Карл творцу,
Прося погибших упокоить души.
Печалью безутешною измучен,
Уснул он, обессилевши от мук.
Спят франки верные его вокруг.
И коням на ногах держаться трудно,
Улегшись на земле, жуют траву:
Ведь страда злая многому научит…[341]

203

Едва забрезжил в небе свет зари,

От сна Карл-император пробудился.
Архангелу святому Гавриилу
Господь велел его в ту ночь хранить,
Наутро ангел к небу воспарил.
Доспехи ратные с себя Карл скинул,
И все французы так же поступили.
Сев на коней, их вскачь они пустили,
И мчатся через холмы и долины, —
На Ронсеваль, на место страшной битвы
Воителей французских путь лежит.
Аой.

204

Достиг до Ронсеваля император.

При виде стольких павших он заплакал.
«Убавьте шаг, — своим тогда сказал он, —
А я вперед теперь отправлюсь сам,
Сам отыщу племянника Роланда.
Я помню, раз в Аахене был праздник.
Победы там вассалы вспоминали,
Что для меня в походах одержали.
И помню, как Роланд тогда сказал,
Что, если б смерть в бою его застала,
Он впереди своих солдат лежал бы,
Лицо бы повернул к земле врага,
И умер бы, победою венчанный».
И на длину копейного броска
Отходит Карл вперед, своих оставив.

205

Роланда труп Карл, может быть, отыщет.

Вокруг него и травы, и цветы
Его баронов кровью все покрыты.
Такой печали он не знал доныне,
И горьких слез сдержать не в силах был.
Подъехал Карл-король под две сосны,
Взглянул он на три каменные глыбы, —
На них меча Роландова следы.
И видит Карл: Роланда труп лежит.
Плачевный вид ужасней всякой пытки!
Сойдя с коня, к Роланду Карл спешит.
Его обнял и сам от мук избытка
На труп упал, мгновенно чувств лишившись.

206

Приходит снова император в чувство.

Граф Анселэн и герцог Нэм премудрый,
А с ними Генрих, Жофруа Анжуйский,
Его подняв, сажают под сосну.
На землю пред собой взглянувши,
Роланда милого он видит труп.
С печалью нежною сказал ему:
«Мой друг Роланд! Таких, как ты, не будет.
Кто одержал побед так много чудных?
Господь твою пусть примет душу!
Отныне честь моя пойдет на убыль».
И снова Карл упал, лишившись чувств.
Аой.

207

Пришел опять в сознанье Карл-король.

Его подняли четверо баронов.
На землю бросил взгляд он снова
И видит труп Роланда своего:
Красив, как был, но бледное лицо,
И смерти пеленой оделись очи.
Над ним заплакал император горько:
«Мой друг Роланд, пусть милосердный бог
Твой дух в селеньях райских упокоит!
В Испанию тебя привел злой рок!
И каждый новый день несет мне горе,
Отныне мощь моя склонилась долу!
Для чести нет надежного оплота.
Мне кажется, я в мире одинок, —
Родные есть, но нет тебе подобных».
Рвет волосы на голове седой.
Сто тысяч верных франков скорби полны
И ни один слезы сдержать не может.
Аой»

208

«Мой друг Роланд! Вернусь обратно

В пределы Франции моей желанной.
Ко мне в Лаон[342] из королевств и царств
Сберутся чужеземные вассалы.
«Где полководец ваш?» — они мне скажут.
Отвечу им: «В Испании он пал.
А мне в печали злой осталось править
И слезы каждодневно проливать».

209

«Мой друг Роланд! прекрасный, юный, смелый!

В Аахен люди явятся ко мне
Узнать, какие я привез известья.
О горе злом придется им поведать:
«Роланд, племянник мой, похищен смертью,
Герой, что столько покорил земель».
Восстанут Саксы, и Болгары, Венгры,
И множество других племен неверных:
Романья, Апулия и Палермо,
И житель Африки и Калиферны,
Неся мне много трудностей и бед[343].
Кто войско Карла поведет в сраженье,
Когда в живых Роланда больше нет?
О Франция, как ты осиротела!
Мне лучше самому бы умереть!»
Седую бороду свою он треплет,
На голове рвет волосы в тоске.
Сто тысяч франков на землю поверглось.

210

«Мой друг Роланд! Да будут пусть раскрыты

Ворота рая для твоей души!
Убийцы, кем вы были сражены,
Подвергли франков скорби неизбывной.
Хотел бы жизни я и сам лишиться!
Бароны верные, мой каждый рыцарь,
Здесь за меня вы головы сложили!
Пока я не достиг ворот заветных Цизры[344],
Пусть даст Христос, святой Марии сын,
Чтоб души наши в небе вместе были
И вместе бы тела схоронены!»
Карл плачет громко, волосы седые
В отчаянье он рвет из бороды.
Нам говорит: «Терзается владыка!»
Аой.

211

«Мой государь, — промолвил Жофруа, —

Не предавайтесь так своей печали!
Теперь собрать тела всех тех нам надо,
Что были сражены в бою врагами.
В могиле общей пусть они лежат».
«Трубите в рог!» — король тогда сказал.
Аой.

212

И Жофруа Анжуйский в рог трубит.

Исполнить долг французы поспешили.
Тела друзей и родичей своих
Они несут к одной большой могиле.
При войске находился не один
Епископ и аббат благочестивый;
Священники в тонзурах там нашлись;
Каноники, монахи были с ними.
И божьим именем благословили
Они тела воителей убитых.
Душистый ладан, мирру воскурили
И с честью их великой погребли.
Что сделать большее они могли?
Аой.

213

Готовит Карл Роланда погребенье,

Турпина с ним и друга Оливера.
В своем присутствии король велел
Из груди каждого исторгнуть сердце
И, спеленавши шелком драгоценным,
Три сердца в урне мраморной беречь.
Затем тела баронов убиенных
Душистому подвергли омовенью
И обернули шкурою оленьей.
Тедбальду Реймскому и Гебоэну,
Милону и Отону с ними вместе
Везти тела великий Карл доверил.
На три возка положены три тела,
Галатскою покрыты тканью сверху.
Аой.