Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия

268

Вернулся из похода император.

В Аахене он в городе прекрасном
Вступил под сень высокого дворца.
Красавица к нему явилась Альда,
Спросила императора она:
«Где полководец храбрый ваш Роланд,
Кто взять меня в супруги клятву дал мне?»
От этих слов великий Карл заплакал,
Принялся бороду седую рвать.
«О девушка, о мертвом вопрошаешь!
Тебе другого я супруга дам:
Женою моего Луи[345] ты станешь,
Кто после примет от меня державу.
Сказала Альда: «Странные слова!
Не дайте, ангелы и бог-создатель,
Чтоб я жила, когда Роланд скончался!»
И побледнев, у Карла ног упала.
Она мертва, — господь над нею сжалься!
По ней французские бароны плачут.

269

Так Альда приняла свою кончину.

Подумал Карл, что чувств она лишилась,
Спешит поднять красавицу с земли.
Но голова безжизненно поникла, —
Что умерла она, король увидел.
Тогда велел он четырем графиням
В святую монастырскую обитель
Усопшую торжественно свезти.
Всю ночь они над телом сторожили,
Когда ж занялся первый свет зари,
При алтаре ее похоронили.
Высоко Альду-деву Карл почтил.
Аой.

270

В Аахене на площади дворцовой

Стоит, к столбу привязан, Ганелон.
На нем тяжелые лежат оковы.
Ремнями из оленьей крепкой кожи
Рабы связали руки у него
И принялись плетьми стегать жестоко.
Такой злодей не заслужил иного.
Там в муках ждет суда он над собой.

271

Так говорят анналы старины:

Вассалов — и не из одной страны —
К себе в Аахен император вызвал
Над Ганелоном правый суд свершить.
И в день, когда справлялся праздник пышный,
Как будто бы Сильвестра день то был —
Его судьба должна была решиться.
И Ганелон предстал перед владыкой.
Аой.

272

«Мои бароны, — Карл сказал, — вам в руки

Вручаю я над Ганелоном суд![346]
Примкнув коварно к войску моему,
Сгубил мне двадцать тысяч он французов;
Племянник мой Роланд был им погублен;
И Оливер, учтивый, храбрый муж;
Двенадцать пэров предал он врагу!»
«Бесчестье на меня, когда солгу! —
Ответил Ганелон. — Скрывать не буду:
Вражда к Роланду мне терзала душу,
И я погибели хотел ему.
Но я упрек в измене не приму».
Сказали франки: «Дело мы рассудим».

273

Могуч был Ганелон, дороден телом,

Красив румянец на его лице;
Бароном почитался бы примерным,
Когда б не запятнал свою он честь.
Представ пред королем, он огляделся:
Среди баронов — тридцать человек
Его родни и преданных друзей.
С такой он к судьям обратился речью:
«Бароны — господа, внемлите мне!
Сражался я за Карла на войне,
Служил ему и преданно, и верно.
Но граф Роланд, мне исстари враждебный,
Меня послом назначив в край неверных,
Тем обрекал на гибель и на смерть.
Лишь ловкостью я гибели избегнул.
В присутствии Карла и баронов всех
Я вызов бросил мой Роланду смело,
Его соратникам и Оливеру.
И я ответил, но не ценой измены».
Сказали франки: «Мы рассудим дело»...[347]
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

276

Вернулись к императору бароны

И говорят: «Мы, государь, вас просим
Об оправданьи графа Ганелона,
Чтоб он служить и впредь вам верно мог.
Оставьте жить достойного сеньора.
Ведь не под силу никакой ценою
Вам воскресить Роланда своего».
«Ваш суд неправ!» — ответствовал король.
Аой.

277

Увидел Карл, его не поддержали.

Поникнул головой седой печально
И про себя сказал: «Ах, я несчастный!»
Но рыцарь тут один пред ним предстал:
Тьерри — Анжуйца Жофруа он брат.
Проворный, телом гибкий, худощавый,
На волос темен, смуглый цвет лица,
И ростом не велик, не слишком мал.
С такою речью обратился к Карлу!
«Вы не печальтесь, мой король прекрасный!
Известно вам, что я слуга ваш давний.
Мне предков честь велит теперь сказать:
Пред Ганелоном если был бы даже
Роланд хотя бы в чем-нибудь неправ,
Роланд был императора вассалом,
И служба та — ему была охраной.
Но все же Ганелон его предал,
Тем оскорбивши вашу честь и право.
А потому, сужу, достоин казни
Граф Ганелон, изменник и предатель.
Повешен должен быть он без пощады.
Когда найдется здесь, кто пожелал бы
Мое суждение опровергать,
То я готов мечом вот этим правду
В честном бою отстаивать всегда».
«Он хорошо сказал!» — решили франки.

278

Вперед выходит храбрый Пинабель.

Велик он ростом, силен беспримерно;
Удар его меча всегда смертелен.
Сказал он Карлу: «Государь, зачем
Шуметь и спорить будем мы бесцельно?
Мечам мы предоставим здесь решенье.
Слова Тьерри в бою я опровергну».
Перчатку дал из кожи он оленьей.
«Залог мне лучший нужен», — Карл ответил.
Тут Ганелона родичи немедля
Себя дают в его распоряженье.
«Залог приму», — сказал король, велев
Под стражу взять все тридцать человек.
Аой.

279

Тьерри увидел, будет поединок.

Перчатку снял он со своей десницы,
Ее залогом император принял.
Четыре установлены скамьи,
На них противники расположились;
Тот и другой готовятся на битву.
Оружье и коней они спросили.
Ожэр-Датчанин будет бой судить.
Аой.

280

Бойцы закончили приготовленья.

Грехи свои пред богом исповедав,
Причастье приняли они за мессой.
Богатый вклад тем и другим завещан
Для храмов божьих и монастырей.
Пред Карлом вновь Тьерри и Пинабель:
Стальные шпоры на ногах надеты,
Кольчуги белые легки, но крепки,
Забрала спущены у ясных шлемов,
На поясах мечи в златой отделке,
Щиты подвешены у них на шеях,
И копья острые у них в руке.
Сто тысяч франков плачут безутешно:
Тьерри заранее они жалеют.
Лишь богу всемогущему известно,
Какой у битвы будет той конец.

281

Вблизи Аахена есть луг просторный.

На нем решат бароны бранный спор.
Они душой отменно храбры оба,
И горячи их боевые кони.
Подпруги лопнули на крупах конских,
Тьерри и Пинабель вступили в бой.
Разрублены щиты, летят осколки,
О панцирей металл сломились копья.
Подпруги лопнули на крупах конских,
И седла с лошадей упали прочь.
Сто тысяч человек там плачут горько.
Аой.

282

Упали оба рыцаря с коней,

Но тут же поднялись они поспешно.
Стремителен и легок Пинабель.
Тот и другой сражаться будет пешим.
Теперь настал черед для их мечей.
Удару каждому удар ответный, —
Недолго выдержат стальные шлемы.
Все рыцари кругом полны волненья.
Взмолился Карл: «Великий царь небес,
Ты сделай так, чтоб правда одолела!»

283

Воскликнул Пинабель, смиряя пыл!

«Постой, Тьерри! Клянуся я служить
Как преданный вассал тебе отныне,
Моим богатством наградить в избытке,
Добейся лишь у нашего владыки,
Чтоб славный Ганелон прощен им был!»
Тьерри в ответ: «Вступивши в торг постыдный,
Себя навек позором я покрыл бы.
Кто прав из нас, пусть бог теперь решит!»
Аой.

284

Так Пинабелю говорит Тьерри:

«Известно всем ведь, Пинабель, отлично,
Что благородный, смелый ты воитель.
Пока еще не поздно, откажись
Неправому служить своей защитой.
Тебе смогу вернуть я Карла милость.
Но графу Ганелону не уйти
От кары за злодейство справедливой,
Какой доселе мир еще не видел».
«Избави бог! — здесь Пинабель воскликнул, —
Чтоб я отрекся от моей родни!
Я предпочту скорей в бою погибнуть,
Чем родичам позорно изменить!»
И тут свой бой они возобновили.
По шлемам бьют тяжелые мечи,
Взлетают к небу огненные искры.
Теперь уже никто их не разнимет:
Смерть одного из них — исход единый.
Аой.

285

Противника тут Пинабель Соранский

По шлему провансальскому ударил:
От искр занялась пламенем трава.
Еще один удар обрушил страшный
Могучий Пинабель на храбреца:
Кровь льется сквозь разбитое забрало,
Залита ею правая щека.
Но богом сохранен Тьерри отважный,
И не смертельной оказалась рана.
Аой.

286

Что смерть ему грозит, Тьерри почуял.

Покрыта кровью вся трава вокруг.
Он, силы все собрав, удар могучий
На Пинабеля темный шлем обрушил.
Рассек мечом всю голову ему,
И вытекли мозги его наружу.
Тьерри тогда из раны меч рванул —
И мертвым Пинабель на землю рухнул.
«Явил нам чудо бог! — кричат французы, —
Теперь пусть Ганелон повешен будет,
И вместе все, кто был его порукой».
Аой...[348]

289

Совет закончив, судьи к Карлу вышли.

Баварец, Алеманн, Нормандский рыцарь,
Бретонец, Пуатинец, Франк решили,
Что Ганелону умереть в жестокой пытке.
На луг конюшими приведены
Четыре жеребца горячих, пылких.
Злодея руки к ним и ноги были
Ремнями натуго прикреплены.
Вблизи паслась кобыла средь травы.
Погнали слуги жеребцов к кобыле,
Быстрее вихря мчатся все четыре.
Тут лопнули у Ганелона жилы,
И вмиг он на куски разорван был.
Такой конец изменник заслужил:
Злодейства своего пожал плоды.

291

Так совершил возмездье император

И утолил великий гнев свой правый.
Минует день, и ночи мрак настал.
Король ложится в сводчатой палате.
Посланец бога, Гавриил-архангел,
К нему тогда спустился и сказал:
«Свои войска теперь ты собирай,
Идти ты должен в Биры дальний край,
Помочь царю Вивьену в Инфе-граде[349],
Язычники ведут его осаду.
К тебе из бед взывают христиане».
Вновь на войну идти не мило Карлу.
«О боже! — молвил он, — как жизнь трудна!»
Рвет бороду свою и горько плачет.
Устал Турольдус[350], и конец рассказу.