Зарубежный детектив

Не ограничивая себя решением обязательной для детектива интеллектуальной головоломки, Ф. Д. Джеймс рискует подступиться к проблеме, разработанной для «реалистического романа с преступлением» еще Ф. М. Достоевским, — есть ли на свете столь великая цель, ради которой стоило бы переступить через человеческую жизнь? Проблема, конечно, из числа вечных, и на поставленный ею вопрос писательница дает свой нестандартный ответ, какой — читатель увидит сам. Подобно своим коллегам в отечественной литературе, Ф. Д. Джеймс занимает твердую нравственную позицию по отношению к изображаемому, ей чужда относительность моральных оценок, но не чужда их диалектика. В неоднозначности преступления она видит одно из проявлений неоднозначности бытия, и разные подходы позволяют ей видеть то или иное явление как сочетание вещей, которые, казалось бы, сочетаться не могут. Как упоительно прекрасен под ее пером старый университетский город Кембридж — и как одновременно захватан, заляпан мелкими страстишками и пошлостью быта. Тут и прогулка на плоскодонке по речке Кем, и типичная среднеакадемическая вечеринка: «Сама она никогда не принимала участия в этих сборищах, куда приходят, чтобы напиться и посплетничать, но ей нетрудно было догадаться, что это — средоточие снобизма, тщеславия и сексуальной распущенности».

Ф. Д. Джеймс затрагивает вопрос об исконных ценностях жизни и ценности самой жизни. Сопоставляя отношение к жизни молодежи конца 1960-х годов и молодежи 1930-х, она устами одного из второстепенных персонажей отдает предпочтение духу довоенной эпохи: «Я не люблю вашего поколения, мисс Грей. Не люблю вашего эгоизма, самовлюбленности, черствости. Вы не хотите ни за что расплачиваться сами, даже за собственные идеалы. Вы разрушаете и уничтожаете, но взамен не создаете ничего. Вы напрашиваетесь на порку, но начинаете вопить, как только доходит до наказания». Однако сразу сама себе возражает устами Корделии, отмечающей, что все далеко не так просто.

После опыта двух мировых войн выбирать между добром и злом, свидетельствует писательница своим романом, стало сложнее, потому что добро и зло сами стали сложными. Неопределенность и в то же время категоричность такого выбора давит на ее персонажей, им никуда от этого не деться, возникает какой-то психологический стресс, а в нем естественно ожидать материализацию зла, что, кстати, в романе и происходит: «Зло реально существовало и незримо присутствовало прямо здесь, в этой комнате. Это было что-то более сильное, нежели жестокость, подлость или алчность. Зло!» У Ф. Д. Джеймс оно далеко не всегда тождественно смерти, а жизнь не всегда добро, то и другое перемешано, и если в романе ощутима сгущенная атмосфера смерти, то вместе с тем чувствуется и обостренное, полнокровное восприятие жизни, что свойственно этой старой стране.

Еще об одной традиции, связанной не с мироощущением, а с психологическим настроем англичан и их гражданским поведением, в романе говорится не только намеком, а прямо открытым текстом: «Как ни печально, но в этой стране невозможно заставить человека говорить, если он сам не захочет. Полицию спасает только то, что большинство людей просто не в состоянии держать язык за зубами». Речь, естественно, идет не о несостоятельности или промедлении полиции при расследовании преступления — этом непременном требовании к детективу, ибо при спорой и добротной работе следствия герою-сыщику нечего было бы делать, если только он сам не служит в полиции, что характерно для подавляющего большинства французских криминальных романов, включая сагу о Мегрэ, или для всех, кроме двух, книг Ф. Д. Джеймс, в которых действует инспектор Далглиш. Речь не об этом, а о принципах взаимоотношения героя-сыщика с полицией, в чем тоже отражена национальная специфика.

В США, скажем, отношения сводятся к ревнивому соперничеству и противостоянию, что отчасти объясняется великим американским индивидуализмом, отчасти конкуренцией, а отчасти и методами частного сыска, которые весьма красочно изобразил Гарднер в «Собаке…». В романе о Ниро Вульфе «Слишком много клиентов» Рекс Стаут как на общеизвестную истину ссылается на то, что «частный сыщик и полицейский всегда были врагами и таковыми останутся». Такая же закономерность, свидетельствует у Гарднера Перри Мейсон, характерна и для расстановки сил в суде: «Обвинение имеет право делать из обстоятельств дела любые угодные ему выводы; но и защита имеет точно такое же право».