Зарубежный криминальный роман

Шансов было немного, но это не могло их остановить: терять ведь было нечего. Все трое рецидивисты, и всех троих психиатры сочли неисправимыми. Они содержались в одной камере в тюрьме и под особым надзором. Между собой другие заключенные называли их ПГ – постоянными гостями. Исправительная тюрьма находилась в Пенсильвании, в двухстах двадцати километрах от Филадельфии. Их перевели сюда по той причине, что в местах заключения, где они побывали раньше, начальство сделало все возможное, чтобы избавиться от упрямцев, не желавших ни в малейшей степени приспосабливаться к тюремной атмосфере. Не то чтобы они затевали драки или подбивали товарищей на беспорядки. Нет, просто каждый из них планомерно и беспрерывно искал способ совершить побег. Нынешнее отделение «постоянных гостей», по всей вероятности, невозможно было покинуть. Они находились в нем вместе уже несколько лет, и все свое время тратили на изобретение плана побега. Время от времени им начинало казаться, что они напали на нечто стоящее, но при ближайшем рассмотрении идея оказывалась бредовой. Подошвами ботинок они стерли немыслимое количество чертежей, выполненных на полу камеры обгорелыми спичками. Эти чертежи являлись всякий раз плодом долгих обсуждений, продолжавшихся порой до рассвета. А потом, когда план был изобретен, они в несколько минут убеждались, что у него есть слабинка, приходилось от него отказываться. Так продолжалось долгие четыре года. Пока они не создали нечто принципиально новое. В этот раз они сделали ставку на медпункт, в котором работал офтальмолог. Он обследовал, в частности, роговицу тех заключенных, которые завещали свои глаза слепым. Консультации начинались по утрам, ровно в половине десятого. Это было очень существенно: как раз между девятью тридцатью и девятью сорока пятью перед корпусом ПГ разгружались грузовики с продовольствием. В стене комнаты, используемой для осмотра, находилась незакрываемая на засов дверь, потому что помещение использовалось под архив и работники были вольнонаемными служащими, а не заключенными. Дверь выходила в коридор, из него можно было попасть в другой, а оттуда – на площадку для разгрузки. Всю работу по разгрузке грузовиков исполняли тщательно отобранные заключенные и никогда – ПГ. ПГ не имели права выходить во двор, разве только для короткой прогулки, и всегда под строгим наблюдением. По мнению Хебдена, который слышал о двери без засова от одного из заключенных, узнавшего о ней, в свою очередь, от приятеля, главное было достать оружие, и неважно, боевое или нет, чтобы припугнуть тех, кто занят разгрузкой. Оружие необходимо, настаивал Хебден, потому что ждать поддержки от тех, кто отбывает короткий срок и готовится выйти на свободу, само собой не приходится. Склонившись над чертежом, нарисованным на полу камеры, трое заключенных обсуждали план побега. Гэтридж возражал против имитации оружия, потому что дело могло обернуться так, что им придется воспользоваться. Рензигер заявил, что эта часть плана ему не нравится. Гэтридж и Хебден молча уставились на него. Потом Хебден, с оттенком сожаления в голосе, поинтересовался, не собирается ли он провести остаток своих дней в зоне ПГ. Рен– зигер только взглянул в ответ, и в этом взгляде явно читалось «нет». И все же он предпочел бы обойтись без боевого оружия. Раньше он был наводчиком и оказался причиной смерти слишком многих людей; в молодости он тщательно целился и нажимал на спусковой крючок с одной лишь мыслью: скорее устранить препятствие. Только позже, здесь, в зоне ПГ он начал думать и сознавать, как он поступал с человеческими существами. Двое других не испытывали ни малейших угрызений, ни тени сожаления, разве что о тактических промашках, из-за которых попали за решетку. В случае Гэтриджа неосторожность заключалась в том, что он не убил мужа изнасилованной им женщины. Избитый муж пришел в себя довольно быстро и с трудом, но добрался до телефона, так что часом позже Гэтриджа арестовали. На этот раз ему влепили девяносто девять лет, и судья заверил его, что даже если он окажется долгожителем, его все равно не выпустят ни на день раньше срока. Хебден потерпел фиаско из-за серии вымогательств, приведших к смерти одного из посредников. В связи с тем, что посредник оказался убитым из собственного пистолета Хебдена, дело осложнилось, но Хебден утверждал, что действовал в пределах необходимой обороны. Он получил двадцать лет, и еще пятнадцать – за мошенничество.

– Эти две-три секунды, пока я целился в того парня, действительно доставили мне удовольствие. Но видите, во что они мне обошлись. Мне и моей семье… Говоря о своей семье, Хебден отводил глаза. Он хотел остаться наедине со своими мыслями. Но иногда он вслух выражал тоску, опускал голову и бормотал: – Мужчина должен жить со своей женой и детьми. Только это и важно в жизни. Он должен сделать все от него зависящее, чтобы заботиться о них.