Археолог Игнатий Стеллецкий, присутствовавший при строительстве, вспоминал: «При проходке тоннеля метро через кладбище у башни Кутафьей встреченные погребения не могли, конечно, замедлить темпы работ. Я дежурил ночью. Один цельный гроб велел окопать. Пока осматривал другой, первый был растащен крючьями, а череп из него, с волосами, усами, бородой, вызвав огромный интерес, пошел гулять по рукам, пока не исчез бесследно. Этот случай красноречиво говорит за то, что даже личное присутствие исследователя не всегда могло гарантировать сохранность находок. Неудивительно, что погиб редчайший экземпляр захоронения — отлично сохранившийся труп, снежно-белый и мягкий, который легко было проткнуть: вместе с обломками гроба он был вывезен на свалку». Ученый предложил начальнику метростроя Ротерту назначить награды для находчиков, но откуда взять деньги? Неудивительно, что станции, выстроенные на разоренных могилах, не самые комфортные для пребывания.
Не в последних рядах будет и станция «Преображенская», «уютно» расположившаяся под старообрядческим погостом. Если вы часто проезжаете по «Новокузнецкой», «Пушкинской» и «Полянке», то попробуйте попристальнее вглядеться в темноту за окнами: нет-нет да и промелькнет во мраке что-то жуткое и пугающее, ведь станции эти строились как раз под разрушенными церквями и кладбищами.
Станция «Сокол» выстроена на месте Братского воинского кладбища, где хоронили погибших в Первой мировой войне. Позже чекисты расстреливали здесь священников и белогвардейских офицеров. В сороковом году погост уничтожили. Ныне на месте кладбища — парк. Лишь в недавнее время здесь появились мемориальные знаки и часовня. От множества погребений сохранилось лишь одно — могила студента Сергея Шлихтера, ушедшего добровольцем на фронт, за храбрость награжденного Георгиевским крестом. Другие памятные знаки — новые. В их числе небольшая плита «дочерям России», на мете захоронения медсестры Константиновой.
Многие машинисты и рабочие подземки признаются, что в районе этой станции их не оставляет неприятное ощущение, будто за ними кто-то следит, стоит за спиной. Работники метрополитена рассказывают, что порой видят на станции призраков: израненных, в бинтах с кровавыми пятнами. Ему потом сотрудники объяснили, что это раненые с кладбища над станцией приходят. Видно, души их никак не успокоятся. Поезда туда-сюда мчатся, вот и будят несчастных.
На месте Лазаревского кладбища — старейшего кладбища в Москве, учрежденного еще в 1758 году близ обширной Марьиной рощи, тоже построили станцию. Названа эта местность была то ли в честь красавицы-боярыни, владелицы здешних земель, жены сына боярина Федора Кошки; то ли по имени атаманши Марьи, которая командовала разбойниками, так как вплоть до XVIII века Марьина роща была частью большого лесного массива, забредать в который было опасно. В XVII веке здесь же, по соседству, на немецком кладбище, были погребены многие соратники Петра Первого, среди них пастор Глюк — замечательный педагог, обучавший в том числе и будущую царицу Екатерину Первую.
При Елизавете Петровне, в 1758 году, здесь был устроен амбар для хранения мертвых тел, куда свозили всех умерших насильственной смертью. Фактически то была первая в России судебно-медицинская лаборатория. Потом кладбище расширили, оно получило название «Лазаревского». В 1770 году в Москву нагрянула чума и жертв эпидемии свозили именно сюда. Умерших было так много, что кладбище уже не могло вместить всех.
После революции кладбище стало действительно «нехорошим местом»: его облюбовали воры и убийцы, устраивая в склепах притоны и склады краденого. Милиция туда совалась редко: это было действительно опасно.
Закрыли старейшее кладбище столицы в начале тридцатых. Парк на его месте открыли в 1938 году к празднику весны и труда, и советские подростки, по воспоминаниям очевидцев, играли в футбол человеческими черепами. Сначала парк носил имя Феликса Дзержинского, затем назывался «Фестивальный», еще лет тридцать-сорок назад среди деревьев попадались старинные надгробные плиты с полустертыми надписями. Теперь в тех местах открыто несколько станций «салатовой» ветки.