Защищая Джейкоба

Судья: Я позволю вам продолжать. Однако, мистер Лоджудис, предупреждаю вас, если суд увязнет в обсуждении, наделал ли отец ошибок или нет, вне зависимости от того, входило ли это в ваши намерения, я это пресеку. Защитник прав: мы здесь на суде не по этому делу. Если вы хотите выдвинуть обвинение против отца, делайте это отдельно.

Реакция Лоджудиса не была занесена в протокол, но я хорошо ее помню. Он поднял голову и через весь зал в упор посмотрел прямо на меня.

Вернувшись к небольшой кафедре рядом с ложей присяжных, он повернулся к Нильсу Петерсону и возобновил допрос:

– Детектив, я повторяю свой вопрос. Кому из помощников окружного прокурора в тот день поручили вести это дело?

– Эндрю Барберу.

– Вы видите Эндрю Барбера среди присутствующих сегодня в этом зале?

– Да, он здесь, рядом с обвиняемым.

– Были ли вы знакомы с мистером Барбером, когда он был помощником окружного прокурора? Вам когда-либо доводилось работать вместе?

– Конечно, мы были знакомы. Мы работали вместе много раз.

– Вы были в дружеских отношениях с мистером Барбером?

– Да, пожалуй.

– А вам тогда не показалось странным, что мистер Барбер занимается делом, имеющим отношение к школе его родного сына, к его товарищу по школе, к мальчику, о котором он вполне мог что-то знать.

– Да нет, не особенно.

– То есть вам даже не пришло в голову, что сын мистера Барбера вполне может оказаться свидетелем по этому делу?

– Нет, я об этом не думал.

– Но когда отец обвиняемого вел это дело, он весьма настойчиво продвигал версию причастности к преступлению подозреваемого, который, как оказалось в итоге, не имел к этому никакого отношения, человека, жившего неподалеку от парка и ранее судимого за преступления на сексуальной почве?

– Да. Его звали Леонард Патц. Он имел несколько судимостей за развратные действия в отношении несовершеннолетних.

– И мистер Барбер, отец, настаивал на том, чтобы привлечь его в качестве подозреваемого, так?

– Возражение. Это не относится к делу.

– Принимается.

Лоджудис задал следующий вопрос:

– Детектив, когда отец обвиняемого руководил следствием, вы рассматривали Леонарда Патца в качестве подозреваемого?

– Да.

– А впоследствии, когда обвинение предъявили его сыну, подозрения с Патца были сняты?

– Возражение.

– Отклоняется.

Петерсон заколебался, почувствовав в опросе ловушку. Если он начнет выгораживать своего друга, то тем самым неминуемо помог бы защите.

Он попытался найти золотую середину:

– Патцу не было предъявлено никаких обвинений.

– А когда обвинение было предъявлено сыну мистера Барбера, вам в тот момент не показалось странным то, что мистер Барбер ранее занимался этим делом?

– Возражение.

– Отклоняется.

– Ну, для меня это в некотором смысле стало неожиданностью…

– Вы когда-нибудь слышали о прокуроре или полицейском, который вел бы следствие по делу, где был замешан его родной сын?

Загнанный в угол, Петерсон шумно выдохнул:

– Нет.

– Это было бы конфликтом интересов, верно?

– Возражение.

– Принимается. Следующий вопрос, мистер Лоджудис.

Лоджудис задал еще несколько бесцельных незаинтересованных вопросов, смакуя свою маленькую победу. Когда он сел на свое место, у него было блаженно-глуповатое раскрасневшееся лицо человека, которому только что обломилось немножко секса, и он сидел с опущенной головой, пока не сумел наконец взять себя в руки.

И снова на перекрестном допросе Джонатан не стал даже пытаться копать под то, что Петерсон сказал о месте преступления, потому что в его показаниях опять-таки не было ровным счетом ничего такого, что указывало бы на Джейкоба. Между двумя этими милыми интеллигентными людьми не проскальзывало и намека на какой-либо антагонизм, и все вопросы были как на подбор настолько несущественными, что могло показаться – Джонатан допрашивает свидетеля защиты.

– Когда вы прибыли на место преступления, тело лежало в неестественной позе, верно, детектив?

– Да.

– Значит, учитывая тот факт, что тело было передвинуто, некоторые улики могли быть уничтожены еще до вашего прибытия. К примеру, положение тела часто способно помочь восстановить саму картину нападения, верно?

– Да, это так.

– А если тело перевернуть, то эффект посмертного цианоза – перераспределения крови в сосудах под воздействием силы тяжести – также будет потерян. Это примерно как перевернуть песочные часы: кровь потечет в противоположном направлении, и заключения, которые вы обычно делаете на основании проявлений цианоза, также не смогут быть сделаны, верно?

– Да, хотя я не судмедэксперт.

– Это понятно, но вы же много лет занимаетесь расследованием убийств.

– Да.

– Справедливо ли будет сказать, что, как правило, если тело было сдвинуто или перемещено, улики часто оказываются уничтожены?

– Обычно верно, да. В этом деле невозможно сказать, была ли какая-то часть улик уничтожена.

– Было ли обнаружено орудие убийства?

– В тот день – нет.

– Было ли оно обнаружено когда-либо потом?

– Нет.

– И за исключением одного-единственного отпечатка пальца на толстовке убитого не было найдено ничего, что указывало бы на кого-то определенного?

– Совершенно верно.