Защитник

С невысокой стены Аристид наблюдал за приближающейся к Афинам спартанской армией. При виде этих колонн в красных плащах человек одновременно переживал мгновения восторженного ликования и трепетного страха. Мало кому доводилось встречать столько спартанцев в одном месте. Павсаний сдержал слово, данное афинянам его отцом Клеомбротом, и клятва Леонида была исполнена после героической смерти царя.

Забравшись на стену, рядом с Аристидом встал Фемистокл, слегка задыхаясь и заслоняя глаза от бледного послеполуденного солнца. Утро выдалось теплое и сухое, небо было голубым, как в детских воспоминаниях. Прошло два месяца с тех пор, как они вместе смотрели на сожженные во второй раз Афины. Тогда собрание направило Спарте официальный ультиматум. На войне приходится делать трудный выбор – то, что в один прекрасный день было правдой, может оказаться неправдой на следующий.

Оба они были рады, что их честь не осталась на погребальном костре Афин. И вот наконец пришло известие от Павсания – регента и в тот год военного царя Спарты. Решение Павсания поддержал соправитель, царь Леотихид. Никто не ожидал, что он приведет небольшую группу спартанских кораблей к побережью, на соединение с флотом союзников. Конечно, Леотихид настоял на том, чтобы Ксантипп признал его командующим. Фемистокл всегда улыбался, вспоминая свое соперничество со спартанцами. Ксантипп же после минутного колебания решил все-таки принять столь необходимое пополнение.

Из того, что видел Аристид, следовало одно важное заключение: спартанским царям пришлось оставить дома только женщин и детей. Никто из архонтов Афин не мог и предположить, что Спарта соберет такую огромную армию. Он нервно сглотнул, напомнив себе, что никогда ни один спартанец не строил стену, не обжигал горшок, не рубил дрова для очага. Весь ручной труд в Спарте выполняли илоты. Сами же спартанцы – с семи лет и до шестидесяти, когда они наконец складывали оружие, – все светлое время дня занимались физической подготовкой и совершенствовали воинское мастерство. Равных им в Греции не было. Война была их призванием, их единственной целью. Вот только будет ли этого достаточно, спрашивал себя Аристид.

Стена, на которой он стоял с Фемистоклом, представляла собой фундамент, окружавший город, хотя после ухода персов к строительным работам удалось привлечь тысячу каменщиков с бригадами. Им заплатили серебром, добытым из руды в Лаврионе, очищенным, сформованным и отчеканенным в виде монет с изображениями Афины и Геракла. Серебро они тратили на рынках города, покупая то немногое, что могли найти. Камень за камнем стену отстраивали заново.

Людей нужно было кормить, и рыбацкие лодки выходили в море каждое утро, а затем снова на всю ночь, со свисающими с бортов фонарями для привлечения любопытных кальмаров. К тому времени шесть поврежденных галер переоборудовали в торговые суда с грузовыми трюмами вместо лавок для гребцов. Этот крохотный флот добрался через Эгейское море до Крита и доставил в родной город мясо, дрова, инструменты, жизненно необходимое масло и благословенное вино.

Небольшие успехи позволяли таким людям, как Аристид, надеяться, что в конечном итоге они смогут восстановить прежнее состояние, если их просто оставят в покое. Его народ выстоял. Если ночью проносилась буря, они выходили в сырое утро и точили инструменты. Если где-то лежали тела, они хоронили и оплакивали мертвых, но продолжали жить. Так они поступали всегда, и с гордостью большей, чем многие другие.

В этом году, названном в честь Ксантиппа как архонта-эпонима, от них требовалось одно: повернуть вспять персидское войско, подобного которому не видел мир.

– Они идут, – сказал Фемистокл.

– Да, вижу, – вздохнул Аристид.

Фемистокл сердито посмотрел на него:

– Ты отказываешь мне даже в простых удовольствиях? Я рад. У нас получилось – мы заставили их выйти.

– Я слышу «мы», но, думаю, ты имеешь в виду «я», – с невеселой усмешкой сказал Аристид, не сводя глаз с идущей спартанской армии.

Впечатляющее зрелище внушало ему ужас, страх и благоговейный трепет.

Фемистокла возмутили слова собеседника.

– Я не отрицаю ничьей роли в спасении города. Как такое возможно? Просто… я сделал больше. Если по возвращении ты обнаружишь воздвигнутую в мою честь статую, не удивляйся. Возможно, где-нибудь на Акрополе. Из бронзы или белого мрамора. Должно быть, ты также найдешь и что-то похожее в твою честь. Представь, ты у моих ног и смотришь с обожанием вверх.

Аристид оглянулся. Они никогда не были друзьями. Более того, действовали друг другу на нервы много лет – столько, что и сами уже не помнили. Однако в последнее время Аристид начал признавать, что ему скорее нравится человек, которого он так сильно недолюбливал. Фемистокл никогда не упускал случая уколоть и позлить его, но они стояли на одной стороне, и им нравилось одно и то же. Пожалуй, только это на самом деле имело значение.

– Ты точно не хочешь выводить наших гоплитов? – спросил Аристид. – Думаю, я мог бы управлять городом в твое отсутствие. Если, конечно, ты этого хочешь.