Защитник

– Людям нужно кого-то любить, – ответил Фемистокл. – Кого-то, кто вдохновлял бы их. Они видят во мне отца. Более того, я лично знаю всех рудокопов и чеканщиков. Знакомить тебя с ними сейчас нет времени.

Аристид внимательно посмотрел на этого гордеца, за которым наблюдал тридцать лет. За это время Фемистокл превратился из молодого афинского льва в мощного льва с серебряными прядями в гриве. Нет, все-таки он определенно раздражал.

Раздражала не только насмешливая манера, предназначенная вывести из себя серьезного человека, но и тот ничтожный факт, что Фемистокл сохранил так много волос. Он выглядел сильным и жизнерадостным, тогда как Аристид облысел и сбрил комичные остатки. Он не думал, что это так уж важно, хотя ему было немного стыдно за себя. Никто, даже он сам полностью не избавился от тщеславия. Аристид ощущал тяжесть прожитых лет, особенно по утрам, когда ныло, кажется, все и первые шаги отдавались болью. Перспектива идти на войну бок о бок с молодыми спартанцами немного пугала.

Аристид стиснул зубы, и на шее напряглись сухожилия. Он сделает что должен, чего бы это ни стоило. Наверное, Фемистокл чувствовал то же самое, но прилагал немало сил, чтобы внешне все выглядело легко. Или, возможно, что-то действительно давалось ему легко. Жизнь представлялась Аристиду жестокой борьбой, что только добавляло ей ценности. Фемистокл понимал это… Нет. Аристид покачал головой. Одной Афине известно, что и как понимал Фемистокл.

Между тем восемь тысяч афинских гоплитов вышли из города и остановились на равнине к западу. Доспехи отливали золотом на солнце, свет отражался от широких щитов, шлемов, копий и поножей. Многие были в расцвете молодости и сил. Другие стояли еще на Марафоне, одиннадцать лет назад.

Аристид с гордостью оглядел их. Собрание избрало его полемархом. В любой другой области, в любой другой год его восемь тысяч были бы грозной силой, предметом зависти или ужаса для всех, кто их видел. Однако в этот день афинские гоплиты, прикрыв ладонями глаза, наблюдали за строем спартанцев в развевающихся красных плащах. Идя навстречу союзнику, спартанцы не несли перед собой щиты, доверив их сопровождавшим армию илотам.

Их было столько, что даже не верилось.

– По правде говоря, я не завидую тебе, Фемистокл, – сказал Аристид. – Управляй своими рудниками. Я пойду с ними.

– Думаю, ты все же мне завидуешь, – вздохнул Фемистокл. – Но кто может тебя винить?

Аристид пропустил реплику мимо ушей. Спартанская армия, казалось, росла и ширилась с каждым шагом. Любой, кто сам стоял на полях сражений, наверняка почувствовал бы, как колотится сердце. Легко и приятно говорить, что они союзники, но у многих от одного только вида этих марширующих в красных плащах колонн на затылке шевелились волосы. Он почувствовал, как участилось дыхание, словно у старой собаки, услышавшей охотничий рожок.

– Мне трудно представить силу, способную победить этих людей, – признался Аристид. – Но если я не вернусь…

– Ты вернешься, – заверил его Фемистокл. – Кому еще ты нужен?

Впервые Аристид понял, что Фемистокл нервничает так же, как и он сам, и так же беспокоится о будущем. Вот только ему удавалось скрывать это под горьким юмором. Аристиду стало легче от сознания того, что он не одинок в своих чувствах.

– Я имел в виду… У меня есть кое-какая земля и собственность, но нет наследников. Я бы хотел, чтобы она была продана на торгах, а деньги достались драматургам. Если, конечно, город уцелеет.

– Я и не знал, что тебе нравится что-то подобное, – удивился Фемистокл.

– Когда кормишь бедняков, они снова становятся голодными, – сказал Аристид. – А вот хорошая пьеса – история на века. Эсхил – тот, кого бы я поддержал. Он понимает трагедию – и он был с нами на поле Марафона. Там погиб его брат. Триерархия, Фемистокл. Благородная идея. Корабли и игры для города. Это наш долг.

– Если город уцелеет, – сказал Фемистокл.

Мгновение-другое они смотрели друг на друга.

– Да, – кивнул Аристид. – Если уцелеет. Мы ничего не скрывали. Ничего. Этот год вершит наши судьбы. Я надеялся, что все решилось при Марафоне или у Саламина, но нет. Это случится весной.

– Тогда удачи, брат, – сказал Фемистокл.

Аристид кивнул и пожал протянутую руку. Он подобрал шлем и копье, орудия войны, лежавшие на земле у ног. Меч и щит носил за ним раб. Спускаясь, Аристид мельком оглянулся и направился к гоплитам.