Защитник

Жрецы, люди опытные и умелые, подошли к животному, не выказывая страха, хотя бык угрожающе мотал огромной головой и фырчал. Они стали лить на него воду из тяжелого кувшина и бросать на его следы ячменные зерна. Бык вскинул голову, и главный жрец, воспользовавшись случаем, перерезал ему горло, сделав одно-единственное движение таким острым ножом, что животное как будто даже ничего не почувствовало. Кровь полилась на землю, а бык стоял неподвижно, скорбно мыча и явно сбитый с толку, пока люди вокруг скандировали и пели. Голос толпы вскинулся огромной волной. Люди пели для Афины, чей город любили всей душой. Пение это продолжалось дольше, чем хотелось главному жрецу, так что он в конце концов поднял руки, призывая к тишине. Жертву посвятили Афине и Посейдону – за ласковое море, Аресу, богу войны, и Аполлону – за благословенный свет. Благословения попросили у многочисленных героев, включая мореплавателей Геракла, Одиссея и Тесея. Все трое проделали долгий путь через этот самый океан в поисках приключений, мести или просто возвращаясь домой.

Бык внезапно пошатнулся и упал на колени. Часть крови собрали и бросили на угольную жаровню, откуда она, шипя и плюясь, вознеслась к богам облачками пара. На борту афинского флагмана, стоявшего в двадцати шагах от берега, Ксантипп произнес личные обеты. Он молился о победе для Аристида, о мудрости и сдержанности для Фемистокла в управлении городом. Он молился о том, чтобы сил ему хватило на один час больше, чем врагам. Рядом с ним, прикрыв глаза, молились сыновья.

Когда жрецы на причалах подняли руки, давая понять, что жертвоприношение окончено, Ксантипп подошел к самому краю палубы и опустился на одно колено. Они склонили голову в ответ. И в этот момент он стал свободен. Свободен для охоты.

Глава 20

Когда по всему лагерю зажгли лампы, Аристид выпил холодной воды, смывая с горла пыль, которой наглотался за долгий поход.

Первый день выдался немного хаотичным. Чтобы убедиться, что работа будет выполнена хорошо, Ксантипп предложил назначить своих людей в ночной патруль. Он также выслал далеко вперед разведчиков, соперниками которых стала группа спартанских мальчишек и несколько мужчин из Северной Потидеи, – в общем, застать союзную армию врасплох представлялось невозможным. Ксантипп понимал, что по мере определения предстоящих задач станет больше путаницы и дублирования, но людей нужно было чем-то занять, и он никому не доверял так, как своим.

Когда они разбили лагерь в ту первую ночь, какие-то силы еще продолжали прибывать, причем союзники, несмотря на наличие общего врага, плохо знали друг друга или не знали вообще. Большинство располагались обособленно или группировались с соседями. Аристид видел, что коринфяне подтянулись к другим армиям из Пелопоннеса, посланцам Спарты и Сикиона. Подобным же образом платейцы и мегарцы устроились рядом с афинскими гоплитами. Бросалось в глаза отсутствие Фив. Люди из Трезена или с острова Эгина просто плевались, когда кто-то упоминал этот город. Особую ненависть вызывали те, кто обменял честь на золото и стал служить персидскому царю. Их предательство не имело большого значения, пока Персия оставалась далекой империей. С вторжением отношение к ним изменилось до нетерпимого.

После долгого дня, проведенного в походе на север, все складывалось не так уж плохо. Аристиду понравилось, что Павсаний созвал старших командиров и стратегов в свою палатку. Даже без клятвы, которую спартанский регент потребовал от каждого полководца, было ясно, кто именно возглавляет объединенные силы. Если на флоте Афины удерживали баланс сил и при необходимости каждый капитан действовал в одиночку, то на суше ситуация складывалась иначе. Спарта привела десять тысяч лучших воинов и более тридцати тысяч илотов. Они были, безусловно, самой значимой силой из присутствующих и сами хорошо это понимали.

Аристид устало вздохнул и потер глаза. Весь день он шел рядом с более молодыми людьми. Испытание далось не слишком тяжело, но уже утром, едва проснувшись, он понял, что следующий день будет много хуже.

Сражение – испытание уже другого рода. Оглядевшись, Аристид заметил и напряженные разговоры, и поникшие плечи. Людям нужно было узнать друг друга, понять, можно ли доверять стоящему рядом в общем строю. В разрозненной группе это было проблемой. К своему удивлению, он обнаружил, что хотел бы видеть здесь Фемистокла, чей неукротимый оптимизм был особенно ценен, хотя порой и раздражал.

Неподалеку Павсаний рассмеялся над чем-то, что сказали коринфяне. Все принесли с собой угощения, и стол ломился от разнообразных блюд. Спартанцы едва ковырялись в еде, из-за чего и остальные чувствовали себя стесненно и не спешили набивать живот так, как бы хотелось.