Защитник

Эбба делает несколько фотографий с разных углов. Она хотела бы, конечно, осмотреть все его тело, но знает, что уже значительно переступила границу дозволенного, ведь Роланда ни в чем не подозревают, по крайней мере пока. Она берет у Евы пакет и расправляет его с громким хлопком. Кладет внутрь костюм Санта-Клауса и бороду, а также пару покрытых грязью сапог, которые стоят в прихожей и которые, как Роланд неохотно признается, были на нем прошлым вечером. Она осматривает подошвы, недовольная тем, что снег смыл большую часть следов под балконом Ясмины, включая потенциальные следы сапог, но, может быть, ей удастся обнаружить на подошвах что-нибудь интересное.

Эбба благодарит хозяев, вежливо прощается, идет назад к автомобилю и садится в него. Ставит пакет с изъятыми предметами на пассажирское сиденье рядом с собой и внимательно их рассматривает. Думает о том, как бы сделать так, чтобы это самоуправство сошло ей с рук. Открывает бардачок, достает фляжку, откручивает крышку и отпивает виски. Понимает, что это не очень-то умно, но всего пару глоточков, они ей просто необходимы, чтобы справиться с оставшимися делами, например с допросом Николаса, до которого чуть больше получаса. Она бы так хотела наплевать на все и поехать домой. Нет никакого желания снова встречаться с бывшими коллегами, особенно с Хелльбергом. Нет желания – это еще мягко сказано, она просто в ужасе. Но, если учесть то, что она только что надавила на Роланда Нильссона и изъяла у него вещи, не имея на то постановления судьи, у нее нет другого выбора.

Она кладет фляжку обратно, запихивает в рот очередной мятный леденец и берет курс на полицейское отделение на улице Сундбюбергсвеген в Сольне.

Глава тринадцатая

Эбба входит через приемную, не без труда убеждает женщину-офицера за стеклом в том, что она защитник и пришла, чтобы представлять интересы своего клиента во время допроса. Женщина уходит и возвращается с начальником отделения, которым оказывается Юнас Берг, коллега, с которым Эбба время от времени работала на протяжении многих лет. Он удивленно поправляет очки на переносице. В свою очередь уходит и возвращается уже с Саймоном, который подтверждает ее личность, параллельно откусывая от протеинового батончика. «Соленая карамель», – читает Эбба на этикетке. Как люди могут верить, что такие батончики полезны?

– А Ангела будет? – спрашивает Саймон, все еще щурясь – перцовый баллончик до сих пор дает о себе знать.

– Будет. Она еще не подошла?

– Нет, я ее не видел. Что это у вас? – Он показывает на пакет у Эббы в руке.

– Ничего особенного, – отвечает она, не зная, как поступить с костюмом Санта-Клауса. – Но мне, наверное, потом понадобится ваша помощь.

– Хорошо, – говорит Саймон, пожав плечами, и проводит ее через приемную и офисную зону, где стоит несколько письменных столов, за которыми сейчас никто не сидит.

В Рождество работают только те, чье присутствие в участке абсолютно необходимо. В коридоре по пути в приемник Эбба коротко здоровается с двумя коллегами, но быстро проходит мимо. У нее нет желания объяснять, что она тут делает.

– Раньше можно было просто потянуть, – говорит Саймон и на мгновение прикладывает ключ к электронному замку. Замок жужжит, и первый, кого Эбба видит, когда дверь открывается, это Йон Хелльберг.

– Мне нужны были ваши свидетельские показания, – продолжает Саймон.

– Можем обсудить это позже, – бормочет Эбба, уставившись на Хелльберга, который разговаривает с охранником Давидом Линдом, этакой горой мышц с деформированными ушами борца, которому она всегда нравилась.

Увидев ее, мужчины замолкают. Здороваются. Давид – с радостной улыбкой, Хелльберг – с фальшивой.

– Нет, вы только посмотрите! Эбба Таппер. Я слышал, что ты едешь сюда.

Она заставляет себя протянуть руку для приветствия и позволяет Хелльбергу пожать ее.

– Ты уволилась и стала помощником юриста? Понятно. – Хелльберг внимательно изучает ее.

Молчание затягивается, и настроение Эббы еще сильнее портится, хотя, казалось бы, куда уж хуже.

– Похоже, мы будем видеться довольно часто. Буду рад.

У Эббы так сильно колотится сердце, что она боится, как бы Саймон его не услышал, но потом все-таки выдавливает из себя:

– Я тоже.

Каким-то чудом она заставила голос не дрожать. Хелльберг скрещивает руки на груди и делает шаг вперед, вторгается в ее личное пространство. Только усилием воли Эбба заставляет себя остаться на месте, пытаясь подавить ужас, который окутывает ее, как запах сигарет от одежды Хелльберга, и смешивается с гневом: да как он посмел возложить всю вину за трагедию с Оливером на нее одну! Конечно, Эбба здорово напортачила, но он тогда был ее начальником и точно так же, как и она, был вовлечен в дело. По крайней мере, если верить Ангеле.

– Саймон уже уведомил тебя о правонарушении?

Эбба поднимает голову, чтобы рассмотреть Йона как следует, и напускает на себя уверенный вид. Но у нее дергается глаз, и это рискует разрушить ее маскировку.