Защитник Драконьего гнезда. Том первый

Как же потом было противно от самой себя. От собственной жалости, от веры в несбыточное, от болезненной привязанности к человеку, ничего из себя не представляющего. Наверное, только теперь я начинаю понимать очевидное: я из себя представляла еще меньше, чем ничего.

Как бы там ни было, но опыт у меня есть. Опыт, прежде всего, в руках, в ощущениях, как быть должно.

Склоняюсь над лоханью, в которой лежит несчастный ребенок. Кровопусканием они ему помогают, ага.

— Я попробую тебе помочь, - говорю именно ему, не его родителям, которые давно опустили руки. Но я их не виню. Разве что за то, что содержат своего ребенка в полной антисанитарии. Боже! Он же все понимает и чувствует. Я даже представить себе не могу, что должно твориться в его голове. И если бы не отчаянный пронзительный взгляд, не взялась бы за эту авантюру. Это риск – огромный риск, ответственность за который я всецело беру на себя. Не имею права брать, но беру. – Ты меня понимаешь?

Короткий кивок в ответ. Он пытается поднять руку, но даже этого не может сделать.

— Ваше Величество, простите, но что вы собираетесь делать? – встает лорд Хамон.

— Сядьте и не мешайте. Что бы дальше ни происходило – не мешайте. Иначе я прямо сейчас попрошу вас удалиться из замка.

— Вы умеете снимать проклятия? – в его голосе проявляется явное недоверие.

— Возможно. И я точно готова усомниться в вашей разумности, милорд, если вы обращаетесь с собственным сыном хуже, чем с последней скотиной.

— При всем уважении, Ваше Величество, но вы не знаете, через что нам пришлось пройти, чтобы сохранить ему жизнь.

— Это, по-вашему, жизнь? – я действительно близка к тому, чтобы вышвырнуть его обратно в снег и бурю. – Хотите я расскажу вам, как все было? Сначала у вашего сына были небольшие боли в позвоночнике. Он иногда жаловался вам, но вы не придали его словам значения. Потом боли усилились. Возможно, он упал или резко повернулся. Ничего страшного – дети всегда падают. Но не в его случае. Вы вызвали лекарей – и те не нашли ничего лучше, чем успокоить его боль какими-нибудь зельями. Вам даже показалось, что вашему сыну стало лучше. Но только на время. Потому что потом он перестал спать по ночам и ходить. Потому что потом его боль расползлась далеко за пределы позвоночника.

Его глаза расширяются, он пытается что-то сказать, но каждый раз передумывает, пытается сложить в голове фразу снова и снова выдать ее мне.

— Если вы действительно его любите, то сядете и будите молчать.

Жена лорда тянет к нему дрожащую руку, берет его за предплечье. Что-то шепчет одними губами – я не разбираю слов, но, видимо, Хамону этого достаточно. Он тяжело вздыхает и грузно садится обратно к камину. Жена обнимает и его и двух притихших детей. Я благодарна ей.

Снова поворачиваюсь к несчастному Элиасу.

— Будет больно. Очень больно. Но иначе нельзя.

— Хорошо.

Первым делом я тщательно его мою. С мылом, с душистыми травами. Стараюсь действовать аккуратно, но даже так каждое малейшее движение причиняет ему сильную боль. Он весь, как натянутая струна. Искаженная и искалеченная, но всегда напряженная, помимо его воли.

Глава двадцать девятая (2)

После, завернув в несколько полотенец, вытаскиваю на стал и насухо вытираю. Здесь тепло, но Элиас кожа Элиаса все равно покрыта мурашками. И это плохо, его бьют судорога, а это для него сейчас самая большая проблема. Потому оставляю его на какое-то время закутанного согреться, а потом обильно натираю его спину мазью со змеиным ядом. Понятия не имею, что это за змея, но спасибо ей, что поделилась. Хоть и не по собственной воле.

Теперь самое трудное. Прежде всего, для Элиаса.

Сначала разминаю его. Несильно, затрагивая лишь самые верхние слои мышц, и лишь потом увеличиваю силу воздействия. Он настолько зажат, что в некоторых местах под моими руками почти камень. Требуется время, чтобы этот камень поддался.

Ему больно настолько, что слезы постоянно текут по его лицу. И все же ребенок молчит. Не стонет, не просит остановиться.

Боже, я в жизни не видела такой выдержки. Сама бы на его месте верещала, не смолкая.

— Все будет хорошо, - я должна говорить с ним, чувствую, что должна, пусть даже большую часть моих слов он пропустит мимо ушей. – Ты настоящий мужчина! Настоящий воин. Знаешь, большинство взрослых не имеют и части той силы, что есть у тебя.

Он старается спрятать лицо, старается не показать слезы.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься самой.

Черт! Нет, нельзя!

— Вздохни…

Элиас не выдерживает и кричит только когда и прокручиваю его, когда резкими отрывистыми движениями пытаюсь высвободить защемлённые нервы. Это как разряд тока по всему телу, как взрыв. Но без этого никак.

За спиной вскакивает Хамон, краем глаза вижу, как наливается кровью его лицо, как он шагает ко мне. Но на его пути встает жена. Она что-то непрерывно ему шепчет, стоит на пути, отступая только тогда, когда он таранит ее всем корпусом.

— Все.

Я тяжело дышу.

Тяжело дышит ребенок на столе передо мной.

Осторожно переворачиваю его на спину.

— Ты большой молодец. Поверь, с твоей стороны это настоящий подвиг.