— Ничего себе! — искренне возмутился я. — Это кто ж такие цены ломит? Лечение-то ведь не самое сложное. Утраченную конечность и то всего за полтора десятка золотых маги берутся восстановить.
— Ну ты сравнил, — хмыкнул мой спутник. — Лицо — это тебе не какая-нибудь там рука или нога. Тут дело край какое серьезное. Особливо для девицы. Просто подправить лицо маги и за десятку золотом берутся, но без гарантий.
— Без каких еще гарантий? — не понял я.
— Что все славно выйдет. Дело-то кропотливое и особого мастерства требует. Причем тут понадобится не только искусный целитель, но также природный эмпат и хороший маг-менталист. Работа эта не на день и не на два, а до тех пор, пока человек не примет новое лицо как свое. А иначе, знающие люди говорят, может случиться что угодно… От тихого помешательства до настоящего безумия.
— Даже не знал о таких сложностях, — признался я. — Тогда, конечно, понятно, отчего целители такую цену запрашивают.
На том наш разговор и закончился. Мы дошли до причала, где нас уже дожидалась целая делегация паромщиков и стражников. Один из стражников сразу протянул десятнику зрительную трубу. Хотя и без нее можно было прекрасно рассмотреть и овечью отару, и перегонщиков на другом берегу Леайи.
— Слаб я что-то стал глазами в последнее время, — немного смущенно признался Готард, принимая из рук подчиненного зрительную трубу и принимаясь разглядывать противоположный берег. И спустя непродолжительное время оповестил: — Это люди братьев Фьюри скот гонят… Два раза паром переправлять придется.
— Что за братья Фьюри? — полюбопытствовал я.
— Да это наши первейшие остморские дельцы, — охотно пояснил десятник. — А знаешь, почему первейшие?
— Нет, — покачал я головой.
— Да потому что умные. Первыми сообразили, что выгоднее наладить полную переработку, чем заниматься забоем скота и поставлять мясо в глубь Империи. Они и из мяса разные копченые вкусности готовят, и шкуры выделывают, и шерстяную нить тянут, и даже костную муку мелют! У них все в ход идет. Оттого и доход на все том же скоте выше, чем у других. Ведь у них целое предприятие, а не какая-то там простая скотобойня или коптильня, как у некоторых!
— Действительно не дураки, — согласился я, мигом оценив перспективы такого предприятия.
— Ну дак, — подтвердил десятник. — Соображение имеют! Всем бы дельцам так. Чтоб и самим богатство наживать, и горожан доброй работой обеспечивать, как это братья делают. Им даже знаки почетных жителей города вручили за заботу о процветании Остмора.
— И что, они еще и сами скот гоняют? — спросил я.
— Ну не сами лично, разумеется, а их люди, — ответил Готард. — Не могут же они зависеть от милости степняков и ждать, пригонят им скот или нет. Да еще по невесть какой цене. Предприятие — это дело такое, каждый день работать должно. Хотя если разобраться, то у всех мало-мальски крупных дельцов свои перегонщики имеются. Да и вообще в Остморе немало предприимчивых людей в межсезонье на тот берег мотаются, скупают скот, а затем на нашем рынке перепродают. Степняки-то весной и летом неохотно овец на продажу гонят. Вот осенью — это да… Тут такое твориться будет — страсть! Скотогонов с самых дальних уголков степи будет прорва! А овец еще больше!
— Куда больше-то? — проворчал я, разглядывая заполненный овцами загон у пристани на противоположном берегу реки.
— Увидишь, — усмехнулся десятник и деловито сказал: — Так, ладно, надо паром проверить да отправить.
Мы вдвоем прошли под аркой стиарха и, подойдя к краю пристани, поднялись на паром по его откидному борту, играющему роль сходней. Перед нами предстала здоровущая штуковина размером сорок на двадцать пять ярдов. И очень крепкая на вид. Внушает уважение.
— Сколько ж на него загрузить можно? — спросил я, окинув взглядом просторную палубу парома.
— Ну при приемке его для проверки с двумя сотнями тысяч фунтов на борту гоняли, — с немалой гордостью поведал Готард. — И ничего, не потонул… А овец, если набить их сюда поплотней, можно тысячу шестьсот голов загрузить.
— У вас тут целый фрегат, а не паром, — покачал я головой, впечатленный названными цифрами.
— А то, — согласился Готард. — Городской и то вдвое меньше нашего. — И, потеребив ус, нехотя признался: — Хотя этого все равно мало. По осени все зашиваются — и мы и городские.
Глубокомысленно покивав, я указал на торчащий посреди реки каменный столб, от которого к парому тянулась толстенная железная цепь:
— Сваю-то как туда забили?
— Маги постарались, — ответил десятник.
— Готард, может, ты попозже все расскажешь? — не выдержал кто-то из стоящих на пристани паромщиков. — Там же люди ждут!
— А мы ведь и сами могём все тьеру начальнику обсказать, — негромко заметил другой.
— Точно! — загалдели разом остальные. И предложили: — А давайте с нами, тьер начальник, на тот бережок скатаемся? Заодно и о пароме мы вам все обскажем как есть.
— А это не запрещено? — уточнил я у десятника, соблазнившись посулами паромщиков. Интересно ведь прокатиться на такой диковинке.
— Да нет, не запрещено, — усмехнулся в усы десятник. — Прокатись, если охота.