Мы уставились на него в искреннем изумлении.
– Похоже, вы не знаете, что творится в здешних местах – он, как мне показалось, искренне наслаждался ситуацией – Германская власть существует только в городах. А в селах совсем другая власть. Где ОУН, где красные партизаны, а где и АКовцы. Поэтому дороги не безопасны и я удивляюсь, как вас до сих пор не подстрелили. Но в Галиции еще можно на что-то надеяться, а вот как попадете на земли рейхскомиссариата, так всей вашей жизни будет до ближайшей стенки. Вашу пеструю компанию предпочтут перестрелять просто на всякий случай. И те предпочтут и эти и совсем уже те.
– Так что же нам делать? – растерянно спросила Двора.
– Железные дороги пока еще безопасны. АКовцы и "гайдамаки" диверсиями не занимаются, а красные, как правило, не взрывают гражданские поезда. Советую продать ваш "Опель" пану Вуйчику и попросить его подвезти вас до вокзала. Конечно, на входе будут проверять документы, но они там не слишком усердствуют.
Он снова приподнял свою шляпу и раскланялся:
– Прошу вас простить старого болтуна и позвольте пожелать вам доброго пути.
Он повернулся и пошел вверх по улице, как будто специально спустился вниз, чтобы выговориться.
– Кто вы? – крикнул я ему в спину.
Он обернулся, поколебался пару мгновений и сказал:
– Я заместитель городского… как это по вашему… градоначальника. Ведь кто-то же должен заботиться о том, чтобы из города вывозили мусор. Несмотря на все безумие вокруг. Прощайте.
Он еще раз приподнял шляпу и пошел медленной походкой. Теперь он слегка горбился. Двора посмотрела ему вслед и сказала:
– Наш председатель юденрата, Черняков, принял яд в своем кабинете, когда узнал о планах депортации в Треблинку.
Не совсем ясно было, к чему она это говорит, но мы промолчали. Наши мысли снова прервал колокольчик на входе в "Варшаву". Теперь из двери высыпались веселые и возбужденные бандеровцы. Клим, попытался было спеть какую-то веселую песню и я даже услышал: "
Юноша читал прекрасные стихи хорошо, без излишнего пафоса, но проникновенно и с чувством. Мрачные шевченковские вирши, как ни странно, не контрастировали, но гармонировали с мягким лунным светом. Интересно, подумал я, они действительно готовы проливать кровь? А знают ли они, как отвратителен запах прокисшей, но еще не засохшей крови? Видели ли они женщин с выпотрошенными животами в вавилонских переулках и мотки кишок, развешанные на глиняных дувалах жрецами Нергаля? Знают ли они, как выглядят куски тел, разбросанных по единственной улице Усть-Трубежа? Приходилось ли им смотреть в глаза тем, кто умирал от голода на мостовых Варшавского гетто? Жечь людей в печах Треблинки? Так может быть не стоит слишком уж вдохновенно читать такие стихи? Ведь талантливо созданная поэзия способна увести далеко, так далеко, что уже не будет возврата.
Но как любопытен диссонанс между личностью и творчеством. "Кобзарь" писал замечательные вирши, проникнутые кровавыми аллюзиями и звериным "интернационализмом", одинаково обгадив "вражьих ляхов", "поганых басурман", "пархатых жидов" и "клятых москалей". Впрочем, не он один так отличился. Даже "наше все", Александр Сергеевич, создал однажды прекрасную оду, прославляющую убийство женщин и детей суворовскими "чудо-богатырями" в предместье Варшавы. Причем оба, судя по всему, были искренни.
Клим заметил нас и подтолкнул Имре. Тот, жестом велев друзьям оставаться на месте, подошел к нам.
– Добрый вечер, панове – поздоровался он по-польски – Не ваш ли "Опель" я видел за углом?
– Предположим – наш – напряженным голосом ответила Двора – А что?
– Это не мое дело, конечно – спокойно сказал Имре – Но случайно не собрались ли вы ехать на нем по Галиции или, не дай бог, восточнее?
– Предположим – собрались – Двора явно повторялась – А что?
Я уже догадался, что сейчас скажет нам красавец-бандеровец и он меня не подвел.
– Настоятельно не рекомендую – сказал он – Это небезопасно. Да что там, это смертельно опасно. Там, на Волыни и на Тернопольщине, дороги контролирует кто угодно, только не немцы. Вряд ли ваша пестрая компания понравится кому-нибудь из тех, кто фактически является там властью.
– Так что же нам делать? – спросил я.
– Если у вас есть достаточно солидные документы, то я бы порекомендовал вам сесть на поезд – ответ был предсказуем.
Нам оставалось только поблагодарить бандеровца с мадьярским именем. Клим, проходя мимо, подмигнул Дворе:
–
Имре дал ему шутливый подзатыльник и они пошли вдоль трамвайных путей вниз по улице. Вскоре их скрыл набегающий снизу туман, лишь издали снова донеслось: "