Заставь меня остаться (СИ)

Я снова безвольная, оглушенная, всем руководят люди Марата, а я… я слушаюсь. Подчиняюсь. Не помню, что мне говорили и как приказывали себя вести, но я слушала их, и делала что они хотели. А сама лишь могла думать: хоть бы жив остался! Я не подведу больше, никогда!

— Вам необходима капельница, — Владимир отконвоировал меня в другой кабинет, и это я тоже позволила.

Что за капельница? Зачем? Ладно, я согласна. На всё согласна.

Сутки в больнице. Я не спала, но находилась в полусне, в анабиозе, и… нет, не ругала себя. Я многое могла сделать по-другому, могла не допустить ошибок, но я человек. Я всего лишь человек! Жалею ли я о своих словах, о поступках? О некоторых — да. Особенно о том, что Марат схватил пули только потому, что я была невнимательна и беспечна.

Оба мы неидеальные с ним. И Марат, и я. Но за сутки, пока Марата латали, я окончательно поняла, что в одном он был абсолютно прав. Я и раньше это понимала, но только головой, а не сердцем. А сейчас и сердцем прочувствовала: главное — будущее, хватит уже друг друга винить за прошлое.

Я многое потеряла, всю свою семью. И если Марат… если его не станет, то… нет, я даже думать о таком не хочу!

— Алика Владимировна, вылетаем домой, — через день сказал Владимир.

— А Марат? Мне можно к нему уже? — я вскочила.

— В самолете вы будете рядом с ним. Марата Вадимовича приводили в сознание на пару минут, он успел распорядиться, — мужчина еле заметно поморщился, — приказал оберегать вас. Наш врач прилетел, Марата Вадимовича усыпили, чтобы он смог перенести перелет. Его жизни ничего не угрожает, об остальном поговорим позже.

В самолете я была рядом. Марат… он желтый, изможденный. Чуть больше суток прошло, но выглядит он так, словно десять кило сбросил. Как это возможно?!

Нас сопровождало двое медиков, и мне снова что-то вкололи — либо витамины, либо легкий транквилизатор, от которого я не заснула, но всё происходящее опять стало казаться иллюзией. И Марат, обычно сильный, злой — разве это не иллюзия, что он так тяжело ранен? И недружелюбные взгляды охраны, что я улавливаю — это ведь не может быть реальностью?

Но в то же время я понимала, что все это реально. Телохранители будут меня беречь, это их работа, но они меня откровенно презирают. Я научилась читать по их безэмоциональным лицам.

И в больнице, и в самолете ко мне в голову настойчиво стучалась одна мысль, жутко настырная: пора открыть глаза! Это необходимо! Марат бы на моем месте не изображал памятник, он бы пытался мне помочь, пусть бы и ошибался иногда, но действовал бы! А я?

Пора открыть глаза! Пора принять на себя ответственность! Это по-взрослому, это правильно.

А еще это что-то детское. Когда маленькой была, любила испытывать себя, как и все дети: если пройду с закрытыми глазами десять шагов и не запнусь, то бабушка обязательно купит мне куклу — так я думала, так загадывала. И сейчас подсознательно это же делаю: если я стану сильной, то Марат очнется, вернет здоровье.

Но просить о чуде я не рискую. Даже подсознательно. Просила уже, допросилась…

— Мы в больницу? Я с Маратом, одна дома не останусь, буду с ним, — твердо сказала я, когда мы покинули аэропорт в нашем с Маратом родном городе.

— Как прикажете, — бросил Владимир.

Снова больница — та самая, в которой я уже бывала пару месяцев назад, когда в Марата стреляли. Частная, напоминающая дорогой отель. Мне даже комнату выделили, вот только спать я не могу. Что-то мешает, и не только то, что Марата сразу же забрали врачи.

— Ответственность, — кивнула я самой себе. — Ну что ж…

Я вышла в коридор, поймала одного из телохранителей, и попросила отвести меня к начбезу — Владимиру, который, кажется, ненавидит меня еще сильнее чем Руслан. Вот только скрывает он это лучше.

— Да, Алика Владимировна? Если что-то не устраивает, можете обратиться к администратору.

— Мне нужно знать, что с Маратом.

— Вам лучше пойти отдохнуть.

— Лучше не скрывать от меня ничего, — покачала я головой. — Мы это уже проходили, когда я не владею информацией, начинаю творить глупости. Сами видите, — кивнула в сторону закрытого коридора с операционными и реанимацией. — Я эти сутки не в себе была, но… хватит. Что с Маратом? Чего мне ждать?

— Точно неизвестно. Выживет, стабилен, очнется. А вот повреждения, — мужчина нахмурился, — с этим сложнее. Внутренние органы не задеты, но кровотечение было серьезное, как и кровопотеря. Самое плохое — ранение в бедро, и…

— И?

— И в спину. Было не две, а три пули. Хорошо что не всю обойму выхватил в себя. Вам, правда, лучше пойти и поспать, — мягче добавил Владимир. — Марата Вадимовича прооперируют, он не в коме, угрозы жизни нет, такое я бы не стал скрывать. Думаю, завтра он уже очнется, и вы сможете поговорить. А касаемо его здоровья и последствий, всё скажут врачи. Но вы и сами можете предположить: бедро, спина…

Владимир замолчал, и я кивнула. Да, могу. Злой рок какой-то у Соколовских: Егор, Марат.

— Идите отдыхать, — повторил мужчина.

— Мне нужен телефон Марата. Я знаю что он у вас, — я протянула руку. — Вы сообщили Наташе, его тете? Братьям?