Так, насколько помню, я выследил Добби возле кухни, он что-то сказал про Снейпа, вернее, про то, как я переживаю за него, а затем исчез. Я решил вернуться в башню, а потом…ничего.
Ни-че-го.
Теперь я открываю глаза и неведомым образом обнаруживаю себя в Больничном крыле. Сейчас ночь, но какое число? Что вообще произошло?
И вдруг я вспоминаю.
Голос в моей голове.
Голос, который звал меня по имени. Видения дома в Годриковой Впадине, родители, события из жизни…и не только из моей.
Том, он был там. Он показал мне свои воспоминания, а это может означать только одно.
Он узнал о ментальной связи его и моего сознания. Узнал и воспользовался этим.
Если я имею крайне ограниченный доступ к его сознанию, при этом не выводя его из строя, то он выбивает все пробки из электрического ящичка моей головы, отключая от внешнего мира, врываясь в моё сознание, контролируя его и манипулируя им.
Открывшаяся правда завязывает неприятный узел в животе и крутит колени. Пальцы непроизвольно сжимаются на больничной пижаме, а на языке внезапно ощущается солоноватый привкус. Прижав подушечки пальцев к губам, в свете убывающей луны с удивлением замечаю смазанные следы крови. Задумавшись, я прокусил нижнюю губу.
Вытирая кровь рукавом, в волнении размышляю над новым знанием.
С другой стороны, если Том, наконец, понял, что он – царь и бог в моей голове, то зачем он показал мне все эти события, начиная с его детства и заканчивая тем, что произошло в августе? Зачем рассказал о своих родителях, о нелюбви отца?
Возможно, он – великолепный актер и сильный волшебник, решил надавить на жалость, но я очень сомневаюсь, что именно этого он добивался. Надеяться на жалость со стороны того, чьих родителей он убил, по меньшей мере, глупо. Он же далеко не глуп, поэтому этот вариант отпадает.
Подозревать его во лжи – тоже не подходит. Очень сложно подделать воспоминания, тем более что все они выглядели настолько живо и реалистично. Кроме того, я уверен, все из них кто-то может подтвердить. Ведь он действительно дружит с теми, кто теперь является Пожирателями Смерти, он действительно был в Албании и учился у Леотрима, а я больше чем уверен, что тот загорелый волшебник – именно он. Том что-то узнал у него, что-то вычитал в том фолианте, но что?
А главное, зачем он показал мне всё это? Зачем?
И тут я понимаю: мне не найти ответа на этот вопрос.
Но и это не самое страшное.
Я более чем уверен: он ещё вернётся в моё сознание.
Так, проведя время в безрезультатных раздумьях, я не замечаю, как высокое помещение постепенно наполняется тёплым солнечным светом.
Наступает ещё одно утро.
Не успеваю я подумать о друзьях, как двустворчатые двери распахиваются, впуская Рона и Невилла, взволнованных и раскрасневшихся от долгого бега.
Невилл сразу падает на край койки, вцепляется в мои плечи и зачем-то трясёт меня, беспрестанно восклицая что-то о моём чудесном возвращении. Рон останавливается у соседней койки. Его пальцы сжимаются на металлической спинке, как на тонкой шее неведомого создания, – он явно взволнован.
- Давай по порядку, – деликатно останавливаю словесный фонтан радостного Невилла, постоянно возвращаясь взглядом к смущённому Рону.
- Тебя без сознания обнаружили эльфы у входа в кухню, сразу же сообщили об этом Дамблдору. Мы, конечно же, поспешили в Больничное крыло. То, что творилось с тобой в эти пять дней…
Я ошарашено выдыхаю и во все глаза смотрю на друзей.
- Пять дней?! Я не ослышался? – переспрашиваю, быстро моргая в неверии.
- Нет, ты не ослышался, – вдруг откликается Рон. Он отталкивается от спинки кровати, прячет руки в карманах джинсов, внезапно посерьёзневший, продолжает. – Дамблдору даже пришлось наложить на тебя Обездвиживающие чары, чтобы ты попросту не упал с больничной койки. Ты никак не хотел приходить в сознание, метался и заламывал руки, зажмуриваясь, мычал что-то совершенно нечленораздельное. Мадам Помфри бессильно опустила руки, потому что ни магия, ни колдомедицина не смогла помочь. Директор предположил самое страшное, и Гермионе удалось узнать, что. Кто-то проник в твоё сознание, очень плотно обосновался там и не желал отпускать. Всё, что нам оставалось, – это только ждать. Вот, мы дождались…
Друг выдыхает, как после длинного забега, и опускается на другой край моей койки.
Мне требуется несколько минут, чтобы переварить только что услышанное.
Скрип многострадальной двери заставляет нас вскинуть головы.
Гермиона врывается в больничное крыло подобно вихрю торнадо. Громко ахнув, она прямой наводкой падает в мои объятия, крепко обнимает меня и шепчет:
- Гарри, хвала Мерлину, ты очнулся! Дважды ты заставляешь меня волноваться под дверями Больничного крыла!
Невилл и Рон тихонько переглядываются и тепло улыбаются, а мне, наконец, удаётся улыбнуться в ответ.
- Кстати, нам надо собираться: завтра утром мы уезжаем в Лондон.
- Не понял? – откликаюсь я, удивлённо выгнув брови.
Гермиона отстраняется, смахнув слёзы, лучезарно улыбается и отвечает:
- Послезавтра Рождество, Гарри. Мы едем в Нору.