Знание того, что теперь Реддл может в любое время суток стать полноправным хозяином моего сознания, нисколько не радует и ухудшает мой и без того нерадостный настрой. Я не сразу смог осознать всю серьёзность своего положения. Что если это случится посреди Кингс-Кросса? Да, я буду не один, но бедные мои друзья, если им придётся что-то делать с телом, корчащимся в ментальных муках.
Однако и это не самое страшное. Теперь в моей голове есть новый царь и бог. Вот что самое страшное.
Том не давил на мой разум, разве что вызвал из памяти летние воспоминания и показал обрывки своих, но даже это заставило моё тело страдать. Что если в следующий раз он вздумает травмировать моё сознание? Я мало что знаю о подобных вторжениях, но подозреваю, что подобным образом человека можно свести с ума, как минимум. Я уже не говорю о возможности никогда больше не очнуться.
В тот же день, когда я пришёл в себя, Дамблдор приглашает меня в свой кабинет.
- Боюсь, что сейчас мы столкнулись с очень большой угрозой твоей жизни, Гарри. Ещё большей угрозой, чем была в августе, – тяжело произносит директор, едва я опускаюсь в гостевое кресло, уже успевшее стать привычным. – Проникновение в сознание, проведённое столь искусным окклюментором, очень и очень опасно не только для самого сознания, но и для тела. Хорошо, что эльфы обнаружили тебя и мы смогли вовремя прийти на помощь. Волдеморту удалось нащупать твоё уязвимое место, и теперь он сполна воспользуется своим открытием. Даже лишённый постоянной материальной оболочки, он остаётся сильным волшебником.
Механически киваю словам директора, тревожно теребя ни в чём не повинную обёртку от конфеты. Когда я, наконец, замечаю это, то поспешно откладываю обёртку и сжимаю пальцы в кулаки. Конечно же, это действие не ускользает от внимательного взгляда Дамблдора. Поджав губы, он качает головой в ответ на собственные мысли и вкрадчиво интересуется:
- Я вижу, тебя беспокоит ещё что-то.
- Видите ли, директор, я не совсем понимаю… – выдыхаю, ёрзая в, казалось бы, удобном кресле. – Чтобы проникнуть в сознание другого человека, проникающий должен быть в непосредственной близости, так?
Дамблдор медленно кивает, вероятно, понимая, к чему я клоню.
- В данном случае, меня и Реддла разделяет огромное расстояние, более того, он потерял свою телесную оболочку. Я догадываюсь, каких сил ему стоит его сегодняшнее положение, поэтому шанс проникнуть в моё сознание, полностью отключить меня от внешнего мира практически сводится к нулю.
- Теоретически, да, – вздыхает директор через некоторое время, – но на деле картина более чем удручающая.
Мы смотрим друг на друга бесконечное количество секунд, словно боясь озвучить самые страшные догадки. Наконец я не выдерживаю.
Притянув колено к груди, опускаю взгляд на видавшие виды шнурки в кедах и тихо произношу:
- Между нашими сознаниями существует прочная связь. Очень прочная, директор, и мы не можем более это отрицать.
Стоит ли говорить, что никакие доводы Дамблдора не смогли меня переубедить?..
Окончательно поникший, я возвращаюсь в башню Гриффиндора, чтобы собрать чемодан: утром Хогвартс-Экспресс увезёт нас в Лондон. Дамблдор не обмолвился ни словом о предстоящей поездке, но я и так понял, что без присмотра меня не оставят.
- Ты прости меня…за всё.
Голос лучшего друга раздаётся из-за опущённого полога. Бархатная ткань приподнимается и повисает живописными складками на плече хмурого Рона. Окинув его коротким взглядом, я заворачиваю сквозное зеркало, подаренное Сириусом, в мягкий платок и прячу его во внутренний карман чемодана.
- Даже не знаю, что тебе ответить.
Половицы скрипят под ногами Рона, когда он опускается на пружинистый край моей кровати, зачем-то подхватывает сумочку с чернильницей и, бесцельно вертя её в руках, скованно продолжает:
- Нет, правда! Гарри, признаю, я вёл себя как дурак… – отложив сумочку, он хлопает себя по коленям и сокрушённо качает головой. – Да что уж там, я вёл себя как последний кретин. Представляю, каково тебе терпеть всё это…от друга.
- Нет, Рон, не представляешь, – с чувством отвечаю я и тут же перехватываю его отчаянный взгляд.
Размяв затёкшую от неудобного положения шею, я в последний раз проверяю содержимое чемодана и, захлопнув его, разворачиваюсь к Рону всем корпусом.
- Ни ты, ни Гермиона, ни кто-либо другой не представляете, каково это, и я очень рад, что это так.
- Не понимаю, о чём ты, – хмурится друг, а я рывком отодвигаю полог и подхожу к окну.
Необычно яркое солнце царственно располагается над горизонтом, заливая своим светом чистое небо и окрестности замка.
- Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь из вас столкнулся с подобным. Всё, что я хочу, – это чтобы вы постарались понять и принять меня.
Резкий скрип пружин в матраце заставляет обернуться. Поравнявшись со мной, Рон вглядывается в мои глаза, словно пытаясь что-то отыскать в них.
- Гарри, сколько мы знакомы?
Вопрос, настолько неожиданный, выбивает меня из колеи на несколько коротких секунд.
- Почти пятнадцать лет, но причём здесь это?
- Притом, что я и все остальные знают тебя и принимают таким, какой есть.