Заставь меня жить

И я абсолютно не знаю, что мне делать сейчас. Ума не приложу, как мне его поблагодарить, зная нелюбовь профессора к подобным «сентиментальным и бессмысленным вещам» и то, что он делает всё не ради благодарности. Но ради чего тогда?

- Кстати, я вызвал тебя на Мощёный двор не столько за тем, чтобы поговорить, сколько для того, чтобы отдать вот это.

Зельевар спасает меня от неловкого положения, достав из кармана, спрятанного в складках мантии, небольшой пузырёк с тёмной сиропообразной жидкостью. Затем протягивает его мне с самым невозмутимым видом, а я глубоко сожалею о том, что мне неизвестны мысли Снейпа. Ведь должен же он как-то отнестись к тому факту, что я вспомнил его.

Так, стоп. Разве я говорил ему, что у меня большие прорехи в воспоминаниях о похоронах? Нет, не говорил. Из этого следует, что…

- Поттер, берите же! Я не буду стоять здесь до вечера и ждать, когда ты очнёшься от состояния глубочайшей задумчивости, - нетерпеливо бросает зельевар, и я встряхиваю головой, принимая флакон и бурча что-то наподобие извинений за свою невнимательность.

- Оставь свои извинения при себе, и подумай лучше вот над чем. Как я уже говорил, твоё настроение метается от агрессивного к подавленному со скоростью загнанной лани. Ты злишься на себя из-за того, что не можешь ничего изменить, и на мир за то, что он повернулся к тебе тем местом, каким обычно поворачивался к другим людям. Но жизнь - штука жутко несправедливая, а твоя была абсолютно безоблачной все предыдущие семнадцать лет. Теперь ты должен пройти через те испытания, что она тебе преподнесла и доказать, что ты - слабый и безвольный маменькин сынок, а взрослый человек, способный стойко перенести даже такую вещь, как утрата родителей.

Да, если бы в моей голове всё было так же ясно и просто, как в его.

- Спасибо, профессор, я, конечно, постараюсь… - раздражённо цежу я, но зельевар взмахом руки останавливает мой несостоявшийся протест. Затем, уперев кулак в бок и опершись кончиками растопыренных пальцев другой руки о лакированный стол, смотрит на меня так, словно всем своим видом хочет сказать: «Как же я устал с тобой возиться».

- Пойми, Поттер, не в моих правилах вешать лапшу на уши или сулить счастливое будущее, как это умеет делать Дамблдор. Правда, какой бы она ни была, в любом случае лучше самой приторной лжи.

Я немного ошалело распахиваю глаза, переваривая смысл только что услышанного, бездумно верчу пальцами прохладный флакон с зельем.

- Почему вы так отзываетесь о директоре?

- Потому что тебе ещё предстоит столкнуться с подобным его поведением, - тихо отвечает Снейп, затем поднимает ладонь и устало трёт виски подушечками пальцев, прикрывая глаза на пару мгновений.

Я смотрю на профессора, догадываясь о том, что он тоже не спит по ночам, только явно не из-за бессонницы.

- Это слабое снотворное и успокоительное в одном флаконе, - кивает зельевар в сторону пузырька в моих ладонях, перестав массировать виски.

- Вы варили его специально для меня? - спрашиваю, не в силах скрыть улыбку.

- Нет, Поттер, нечем было заняться ночью, - язвит Снейп, но без оттенка злости или недовольства. - Десять капель перед сном будет достаточно.

- Благодарю вас, - снова улыбаюсь, в этот раз слабее, на что профессор лишь отмахивается.

- Как, кстати, твоя рука?

Я не сразу понимаю, о чём он, а когда до меня доходит, тушуюсь и невнятно заверяю, что с рукой всё в порядке.

Опустив флакон с зельем в карман, я решаю дойти до гостиной Гриффиндора и написать Рону и Гермионе. Я получил от подруги одно-единственное, но очень длинное письмо на следующий день после похорон. Она проводит оставшееся до учёбы время у семьи Уизли, и я представляю её состояние, потому что в каждом слове в письме сквозило неприкрытое волнение за моё душевное состояние. Гермиона взяла с меня обещание писать ей раза три в неделю, как минимум. Делать нечего, пришлось пойти на уступки, хотя все мои письма ограничиваются простым: «Со мной всё хорошо» и ещё плюс два-три предложения.

Я обхожу Снейпа, и до моего обоняния долетает едва уловимый аромат, но всё же отличный от царящего в библиотеке приятного запаха старого пергамента: тонкие ноты перечной мяты и сладковатый, ни с чем не сравнимый, дурман чабреца. Последний очень хорошо знаком мне, потому что много лет назад это растение кустилось на заднем дворе дома в Годриковой впадине, и мама частенько заваривала с ним чай, аромат которого доходил до второго этажа. Именно с этим чаем она подавала маленькие сладкие булочки, которые так приятно пахли ванилью. О, мы с папой их просто обожали.

Да-да, именно этот коктейль из ароматов мяты и чабреца был на кладбище, и принадлежал он опять-таки Снейпу. Только профессор, скорее всего, варил зелье с использованием этих лечебных трав, но тот факт, что это - ароматы моего детства…