Застава «Турий Рог»

Покачнулось заснеженное поле, перед глазами поплыла дымная пелена. Куда-то исчезла мушка, все вокруг потеряло привычные очертания, расплывалось, растекалось. Перебегающие вдали японцы внезапно выросли, и пропавшая мушка стала не нужна, стоило навести карабин, нажать на спусковой крючок — и японец падал. Умирающий Васек не понимал, что убивает врагов советский брат, и по-детски радовался своей удаче. А когда настигла внезапная слепота, разом потух свет и карабин вывалился из слабеющих рук, Васек шевельнул разорванным, костенеющим языком:

— Товалися… Товалися…

Вечерело. Пошел снег, крупные хлопья лениво опускались на истоптанное поле. С наступлением темноты японцы прекратили огонь, и Петухов подполз к китайскому командиру. Раскинув руки, он обнимал свою землю, неласковую, стылую, сползший платок прикрывал продырявленную шею, кровь на изуродованном лице смерзлась, присохшая к ране перчатка чернела комковатым сгустком.

— Эх, Васек! — горько вздохнул пограничник. — Не повезло тебе сегодня.

Слова приходили тусклые, бездумные. Не повезло и солдатам Васька; источенные пулями, они остались лежать на снегу, там, где завязался бой. Самураи сейчас, наверное, глумятся над их телами или, отрубив убитым головы, забрали их, оставив обезглавленные трупы шакалам. Возможно и другое: оккупанты отрезают уши своих жертв, слегка поджаривают их на соевом масле, как пампушки[246], чтобы сохранить для отчета.

Петухов разрядил карабин китайского командира, забрал патроны и пошел по тянувшейся к сопкам колее, сокрушаясь о погибших товарищах. Преследования он не боялся: ночью японцы на это не отважатся.

Пограничник шел быстро, затаптывая оставленный сучковатыми полозьями волокуши двойной след. Желудок мучительно ныл: хлебца бы пожевать… Чтобы отвлечься, Петухов стал обдумывать создавшееся положение: почему не прибежал Говорухин? Не захотел оставлять Лещинского с беспомощным старшиной?

Впереди что-то темнело, Петухов замедлил шаг и поднял карабин, приблизившись, увидел: на снегу лежит человек.

XXIV ТОЛЬКО ВПЕРЕД!

Говорухин!

Петухов сразу понял, что это он — переводчик на выручку не побежит. Понял также, что это смерть, — живые так не лежат. Сделав еще несколько шагов, Петухов нагнулся, расстегнул ватник и гимнастерку товарища, лег на снег, припал ухом к груди: сердце не билось. Ран на теле не разглядеть — темно, да и много ли человеку надо? Иной раз и днем не увидишь, куда куснули солдата пуля или осколок, нередко смертоносный металл впивается в тело, не оставив следа. Одно ясно: Говорухина сразила на излете шальная пуля, враги непременно забрали бы оружие, натоптали. А может, Лещинский?! Нет, Стас, при всей его двоедушности, на такое не отважится.

Петухов обшарил карманы убитого, взял патроны, отцепил с пояса гранаты. Разрядив карабин, понюхал дульный срез — сгоревшим порохом не пахнет, значит, не стрелял Говорухин. Вынув затвор, Петухов зашвырнул его подальше, бросил бесполезное теперь оружие в снег и опустился на колени: эх, Пишка, Пишка, угораздило же тебя! Ведь осталось совсем немного… Прощай, добрый, простодушный товарищ, не услышать мне больше наивные твои рассуждения, милое, ласковое «Кинстинтин».

Петухов встал, постоял, склонив голову, надел шапку и устало побрел по неглубокой колее. Отойдя немного, оглянулся — позади белым-бело, снег сыплет и сыплет — густой, липкий. Это хорошо, преследователи их не найдут. Но снег завалит колею!

Петухов побежал вперед, ноги вязли в снегу, разъезжались, задохнувшись, перешел на шаг, отдохнув, побежал дальше, снова зашагал; стараясь идти быстрее, командовал, как когда-то старшина на плацу: шире шаг! Шире шаг!

Внезапно Петухов остановился — исчезла колея. Заблудился? Этого не хватало! Пограничник затоптался на месте, силясь отыскать следы полозьев, вдруг что-то твердое уперлось ему в спину, и воздух резанула визгливая команда на незнакомом языке. Неведомым образом Петухов понял ее значение — ну, уж нет, рук не подниму. Сейчас узнаешь, самурайская рожа, каков советский пограничник!

Петухов сделал неуловимое движение, и незадачливый противник опрокинулся навзничь. Стрелять боец не хотел — сбегутся японцы, нужно управиться без шума. Навалившись на поверженного врага, Петухов схватил его за горло, но получил такой удар, что зазвенело в ушах.

— Ах, тварюга!

Удерживая руку противника, Петухов пытался вытащить нож, достав, нажал кнопку, лезвие выскочило с пугающим треском, но нож внезапно вырвался из горсти, а рука странно одеревенела.

— Достаточно, Костик. Победа за вами, сдаюсь.

— Стас?! Ну и сукин же ты сын! Я же тебя за самурая принял, чуть-чуть не угробил!

— Не скрою, к тому же стремился и я… Тоже подумал — японец…

Петухов, тяжело отдуваясь, поднялся, Лещинский с трудом сел.

— Помогите, Костя. После столь близкого общения с вами я немного не в себе. Благодарю. Должен заметить, что махать кулаками вы умеете. Преуспевали в детстве?

— Случалось некоторых пижонов воспитывать… Ты, Стас, не прибедняйся. До сих пор голова гудит — поднес ты мне прилично. Приемы знаешь?