Застава «Турий Рог»

Комсомол воспитал Данченко жизнерадостным и смелым, партия научила жить по справедливости, армия закалила, сделала кадровым командиром — волевым, мужественным, думающим. Безвыходных положений не бывает, учил начальник заставы Зимарёв. Думайте хорошенько, и выход отыщется.

…В поповские сказки Данченко не верил. А вспомнилось…

В последний день судьба благоволила старшине, он не слышал перестрелки, не знал, что товарищи выдержали неравный бой с японскими пограничниками, — лежал без сознания. Очнувшись, узнал о гибели Говорухина и китайских бойцов.

Остались Петухов и Лещинский. Они везут его вдвоем. Данченко напрягся, но ничего не увидел — сдавало зрение. Уши, однако, продолжали служить, и Данченко слышал тревожные вопросы Петухова. «Как я себя чувствую? Почти нормально». Данченко не ответил, не смог…

Разговор Петухова с Лещинским старшина кое-как расслышал. Это не обескуражило. Данченко знал, что делать, — пистолет, к счастью, при нем. Пистолеты пограничники в китайской воинской части сменили на карабины, Данченко тоже взял карабин, а браунинг не отдал. Он заряжен, это хорошо. Но как достать оружие, чтобы не видели хлопцы?

Закружилась голова, затошнило, обычно за этим следовал обморок. Последним усилием воли Данченко вырвался из липких тенет небытия. Страх приближающегося беспамятства подхлестывал, торопил…

Старшине повезло: идущий позади Лещинский отвлекся, снимая карабин. Здоровой рукой Данченко расстегнул ватник, вытащил из кобуры пистолет и, ткнув стволом в сердце, нажал спуск.

«Зачем ты это сделал, Петр? Зачем?»

Петухов понуро стоял над трупом старшины. Безответный вопрос отдавался в ушах воплем отчаяния; скорбь и бессилие, боль и гнев слышались в нем. «Зачем ты это сделал, Петр, зачем?! Столько мы вытерпели, столько километров проделали, и теперь, когда близок финиш, ты бросаешь своего солдата. Зачем ты это сделал, Петр?! Тебя бы довезли, перетащили на сопредельную сторону, или погибли бы вместе, в схватке с врагом. Зачем ты это сделал, Петр?!»

Петухов закрыл товарищу глаза, застегнул телогрейку, нахлобучил ему упавшую шапку, поднял оглобельки и устало побрел вперед. Лещинский обомлел — тащить труп с собой?! Хотел указать на бессмысленность затеи, но одумался — оглушенный горем пограничник его застрелит, этот мальчик на все способен.

Пожалуй, самое время бежать. Отстать потихоньку, вроде бы по естественным надобностям, и затеряться в степи. Но Лещинский остался, подчинился не страху — покидать человека в таком состоянии подло. А Петухов, похоже, забыл о спутнике, шел, налегая всем телом на шлейку[250], рывками тащил волокушу по снежной целине.

Рассвет застал путников у подошвы горбатой сопки. Петухов отыскал пещеру — узкую, тесную, низко нависшие своды не позволяли выпрямиться. Не снимая труп с волокуши, пограничник обложил его камнями; посередине пещеры вырос продолговатый холмик.

— Место надо запомнить, — Петухов вынул нож.

Безжалостно искрошив сточенное лезвие, вырубил в самородном, замшелом камне неровные линии. Закончив работу, отошел; на бурой, потрескавшейся скале светлела красноармейская звезда.

— Прощай, Петр.

Выйдя из пещеры, Петухов пошел не оглядываясь, Лещинский догнал его.

— Не туда, Костя. Держитесь вдоль берега ручья.

— Ты еще здесь?

— Я иду с вами.

— Зачем?

— Возьмите правее, иначе собьемся с пути. Я определился по звездам.

— Ишь ты! А скажи, господин звездочет, отчего, когда Петр застрелился, у тебя в руках оказался карабин? Он ведь был на ремне!

— Я собирался вас убить…

— Наконец-то! Пыхтел, пыхтел и разродился. Я думал, не признаешься.

— Постойте, Костя… Выходит, вы догадывались?

— Точно знал!

— Но почему… Почему вы меня не… нейтрализовали?

— Слова-то какие! — проворчал Петухов и добавил со злостью: — Не хотел! На кой хрен ты мне сдался! А если честно, когда услыхал, как ты пыхтишь, сообразил, что к чему, — противно стало. Если ты такая курва, черт с тобой, стреляй…

Вдали послышался лай собак.

— Овчарки, — определил Петухов. — Японцы их тоже используют для несения службы. Граница близко…

— Вы уверены? Может, это жýчки крестьянские?

— Овчарки басят. У нас на заставе Наган, Пишкин воспитанник…

Утро подтвердило предположение, Петухов уловил характерные признаки, определить расстояние до линии, разделяющей два мира, Костя не мог, но близость ее ощущалась явственно. Нужно подобраться поближе, понаблюдать, выяснить систему охраны, выбрать подходящий для перехода участок. Японские пограничники службу несут ревностно, границу стерегут бдительно, ошибаться нельзя.

Шли медленно, осторожно, Петухов часто останавливался, внимательно изучал местность. Рельеф ее изменился, холмистая равнина сменилась лесным массивом — это облегчало задачу: густой хвойник — надежное укрытие.

Петухов облюбовал отдельно стоящую сопку, с ее вершины открывался вид на змеившуюся вдали широкую заснеженную полосу.

— Граница!

— Неужели?! Не ошибаетесь, Костя? Что за река?

— Амур, Уссури, Турга — не все ли равно? За рекой наша Родина! Понимаешь, черт не нашего бога?

— Дошли! Наконец-то.