Застава «Турий Рог»

Внезапно советский берег ожил, засверкали вспышки выстрелов, застрочил ручной пулемет, прогремели дружные залпы, хлопнула пушка, к небу взметнулся фонтан брызг.

Над Тургой висел густой туман, лодки ныряли в седое, промозглое облако, взрывом опрокинуло одну, мелькнуло просмоленное днище, от другой полетели щепки. Остальные шли, не меняя курса. Японцы усилили огонь, осколки мин срезали бархатистые камыши.

Красная ракета, описав дугу, с шипением сгорела, не коснувшись поверхности реки. Ржевский сунул в кобуру дымящуюся ракетницу. Петухов и Говорухин вскинули карабины, пальцы стыли на спусковых крючках.

Мягко шлепнулась в песок мина, осколок сшиб с замполита фуражку. Ржевский поднял ее, стряхнул песок, потрогал лопнувший козырек. Стало очень обидно — голова у замполита «нестандартная» (по мнению старшины, подбиравшего ему обмундирование), и эту фуражку Ржевский берег — сшил в городе у кустаря; прочие фуражки почему-то не держались, и стоило наклониться или сделать резкое движение — сваливались с «нестандартного» черепа. А эта сидела как влитая. И вот…

— Обновку испортили, черти. Пойду к пулеметчикам. Действуйте по обстановке. А за фуражку… — Размахнувшись, Ржевский метнул гранату, она разорвалась где-то в тумане, пули защелкали по камышовой стене, Ржевский пригнулся и исчез в кустах.

Бойцы напряженно всматривались, в сером облаке мелькали тени. Показалась лодка, на носу во весь рост стоял японец с ручным пулеметом. Петухов, не целясь, выстрелил, пулемет бултыхнулся в воду, солдат обмяк, сполз на дно лодки.

— Достал ты его, Кинстинтин, — одобрил Говорухин и тут же «достал» своего японца.

Солдат упал навзничь, лодка сильно качнулась, черпнув бортом воду. Затрещали выстрелы, пограничники открыли беглый огонь, но вокруг зажужжали пули: японцы били наугад, по вспышкам, пули летели густо, пограничникам пришлось менять позицию. Лодки приближались, до берега оставалось метров пятьдесят, когда с крутизны зарокотал «максим» — подоспело подкрепление с заставы.

Японцы упрямо рвались вперед. Падали убитые, кричали раненые, офицер на корме призывно махал палашом. Огонь поколебал решимость десантников, туман относило ветром, и пограничники наконец увидели цель. Раз за разом гремели залпы. Японцы не ожидали столь сильного сопротивления, маневрировали, пытаясь выйти из-под обстрела. Вперед вырвалась лодка с офицером.

— Банзай[105]! Банзай!

С берега полетела граната, блеснув в лучах восходящего солнца, упала прямо на лодку. Взрыв, и на поверхности закачались обломки.

— Старшина дает жизни! — крикнул Говорухин.

Кто еще кинет так далеко? Петухов стрелял из карабина навскидку, дымилась ствольная накладка. Пулеметы на том берегу неистовствовали, падали, рвались мины, визжали осколки, но было ясно: внезапный удар у японцев не получился. Нарушители повернули вспять.

По склону скатился Шарафутдинов.

— Ребята, живы?

— А зачем умирать? — откликнулся Петухов. — Пусть загибаются самураи.

— Якши[106]. Меня командир послал — проверить.

— Какой командир?

— Замполит. А вот и он сам идет сюда.

Ржевский был доволен — отбились без потерь. Японцы, конечно, не успокоятся, последует новая атака, попытаются зацепиться за берег. Похоже, затевается серьезная провокация.

— Приготовьтесь, товарищи, сейчас опять полезут.

— Встретим, — сказал Петухов. — По всем правилам.

Выпущенный с гауптвахты досрочно в связи с чрезвычайными обстоятельствами, он чувствовал себя прекрасно: наконец-то настоящее дело, он снова в бою. И не об искуплении вины Костя думал: надо бить врага, прочее сейчас несущественно. Прикажут досидеть оставшийся срок — не страшно, главное — крушить обнаглевших самураев, сражаться вместе с товарищами. Плечом к плечу!

Замполит был прав, вскоре хлынула новая волна. Японцы переправились на заросший тальником островок, Ржевский направил одно отделение на фланг. Завязалась перестрелка, с чужого берега заговорили пулеметы, под прикрытием огня японцы, волоком протащив лодки сквозь кусты, столкнули их в воду. Пограничники встретили нарушителей залпами. Потеряв одну лодку, японцы вернулись на остров, затаились в кустах. Теперь они там закрепятся, с досадой подумал Ржевский.

Пограничники лежали в наспех отрытых окопах, комары тучами вились над головой, облепляли лица. Петухов яростно отмахивался.

— Вот дьяволы! Озверели совсем.

— Не бери в голову, Кинстинтин. Комар — дурак. Не замечай его, и все дела. — Говорухин веткой отгонял комаров от овчарки.

— Как это — не замечай?! Меня поедом жрут!

— Обтерпишься. Собачку вот жалко.

Пришел Груша, за плечом карабин, вкусно запахло гречневой кашей. Бойцы ели жадно, Груша подкладывал добавку.

— Питайтесь на здоровье. Еще принесу.

— Добрый ты сегодня, — бурчал Петухов. — И каша отличная.

— Кашка-малашка. Кушайте, кушайте.

Вниз по течению, покачиваясь, сплывал убитый японец. Говорухин сплюнул, поставил котелок, Петухов ожесточенно скреб ложкой по дну котелка.

— Остатки сладки…

Повар глядел на убитого, пока труп не скрылся за поворотом.

— Молодой. Вот они, материны слезы.

Пограничники промолчали.