Застава «Турий Рог»

— Хорошо, Петухов. Спасибо за службу. Теперь не скучаешь? Возможно, придется тебе сегодня пострелять. И не бойся — на гауптвахту за это не посадим. Вот какие времена настали.

— Стрелять я люблю. И прилично выбиваю, между прочим. А губа, что ж… ничего страшного.

— И не обидно, когда за дело, верно?

— Какая может быть обида? Даже приятно.

Ржевский еще улыбался, когда чуть слышно зашелестел камыш. Овчарка напряглась, Говорухин мягко сжал ей пасть.

— Похоже, к нам гости, — определил проводник. — Лодки спускают.

— Наконец-то, — оживился Костя. — А то мы тут мхом заросли.

— Говорухин, сообщите на заставу.

— Есть!

Машина шла медленно, то и дело ныряя в распадки. Узкая дорога петляла меж сопок. Зеленые долины, густо заросшие высокой, в два человеческих роста, травой, шелестели от порывистого ветерка; но легче не становилось, ветер, прилетевший из маньчжурских пустынь, знойный, сухой. Шелестели под колесами тростники, окаймлявшие блюдца неглубоких озер, вода прогрелась до дна, крупные серые рыбы, вяло шевеля плавниками, лениво скользили у самой поверхности.

Пышущий жаром двигатель затарахтел и заглох. Машина остановилась. Шофер достал из багажника брезентовое ведро.

— Закипела кастрюля. Поскучайте малость, товарищ капитан.

Зимарёв вышел из автомобиля, прошелся, разминая затекшие мышцы. Водитель — белесый, конопатый парнишка — зачерпнул полное ведро, вытер рукавом губы, припал к воде.

— Отставить! Почему флягу не взял? Хороший боец ничего не забывает.

— В машине фляга. Вода в ней степлилась, жарко.

— Не хочешь пить теплую — терпи. А сырую запрещаю.

— У нас в деревне все из речки пьют, особо на страде, — и не хворают. Во-ода чистая. Хо-орошая во-одичка на Вологодчине. — Шофер забавно окал.

Зимарёв проговорил, невольно подражая водителю:

— Так-то — у вас… А тут — другие пироги. Здесь разок напьешься: проглотишь пару личинок, змеи в животе заведутся, понял?!

— Да ну! Вы, товарищ капитан, может… смеетесь?

— Какой смех. Случится такое — будет не до смеха. Отправим в госпиталь на операционный стол.

— Неужто сразу пластать?!

— А как же! Змей-то нужно отыскать. Они хитрые: между кишочков, между кишочков…

Водитель с сомнением поглядел на лаковую поверхность озерка, высматривая страшных личинок. Зимарёв рассмеялся:

— Пошутил я, Холодилин. Но сырую воду все же не пей. Не положено…

— Не буду, — заверил повеселевший шофер. — Искуп-немся, товарищ капитан?

— Идея! Только по-военному: раз-два!

Вода освежала, Зимарёв, отмахивая саженками, поплыл к противоположному берегу.

— Холодилин, догоняй!

— Никак невозможно. Я плаваю как топор без топорища.

— Эх, Холодилин, Холодилин! Какой же ты пограничник после этого?

Надевать горячую от яростного солнца гимнастерку неприятно, но купание взбодрило, исчезла усталость. Шофер, уязвленный замечаниями начальника заставы, помалкивал, Зимарёв думал о своем.

И чем ближе подъезжали к городку, где расположился отряд, тем больше тревожился.

Начальство по пустякам не беспокоит. Причины сегодняшнего вызова ясны — натворил дел Петухов, черт бы его побрал! Придется отвечать. Но что будет с мальчишкой? Содеянное им можно рассматривать по-разному, такими вещами не шутят. Тем более на границе.

И все же Петухова нужно отстаивать — попарился на гауптвахте, комсомольцы на собрании ему всыплют по первое число, и хватит с него. Парень неплохой, но как его защитить? Какую позицию займет начальник отряда — от него многое зависит. Майор Бакрадзе вспыльчив, но отходчив. Справедливый человек, поймет. Нужно объяснить, охарактеризовать бойца как яркую индивидуальность, личность. Конечно, тяжесть содеянного «личностью» велика, трудно сказать, как поведет себя майор. Не исключено, что отдаст под трибунал: время военное, а граница — та же передовая.

Зимарёв вздохнул, водитель проговорил:

— Обойдется, товарищ капитан. Начальство завсегда ругает, приятных слов от него не услышишь. Наш директор совхоза еще издали начинал — идет к трактору и воспитывает тебя на все поле… Шибко не убивайтесь. Костька Петухов, еж его заешь, рассказывал о своем взводном. Тот все приговорку приговаривал: «Дальше фронта не угонят, меньше взвода не дадут». И никого не боялся. И пули его облетали, и бомбы миловали…

— А я, выходит, боюсь? Но в общем ты прав — боюсь. Всыплют мне за тебя. Почему, скажут, ваш красноармеец плавать не умеет? Как он может границу охранять, тем более — она у нас по реке проходит? Придется мне краснеть за тебя, Холодилин.

— Ничего. В серьезном деле — не хуже других будем.

В отряд прибыли вечером. Командир отряда был сух, немногословен.

— Немедленно возвращайся, Зимарёв. На рассвете застава приняла бой.

VIII «ХРИЗАНТЕМА» РАСЦВЕЛА

Пулеметные строчки косили высокую траву, размывали кремнистый берег. Пули щелкали по скалам, рикошетя, вспарывали предрассветную синеву. Пулеметчики били с флангов, прикрывая десант. Лодки плыли медленно, течение сносило их вниз; нарушители лихорадочно гребли, стремясь достичь спасительной кромки камышей. Пограничники на огонь не отвечали.