Застава «Турий Рог»

Ржевский скатился по склону, прячась за деревьями, пробрался к берегу, пулеметчики в касках изготовились к стрельбе, второй номер держал ленту, наводчик приник к прицелу. Ржевский схватил бойца за плечо:

— Не стрелять! Продолжать наблюдение.

Приземистый серый бронекатер носился по вспененной реке, поливая берег из пулеметов. Пули хлестали по густым зарослям, срезая коричневые метелки камышей, сочные стебли. Бойцы лежали в неглубоких окопчиках у самой воды.

— С превышением бьет матросня, — пренебрежительно произнес Седых. — Куда их начальство смотрит!

В дальнем окопе сидел Шарафутдинов, черные глаза горели.

— Товарищ замполит! Разрешите, я выдвинусь вперед, этих шайтанов с бронекатера успокою.

— В них еще попасть надо, — поддел Седых.

Шарафутдинов неприязненно поглядел на товарища:

— Дома в горах — горы у нас высокие — орлов снимал, овечек таскали. С одного выстрела. Я же снайпер.

— Без команды не стрелять!

— Японцы нас бьют, а мы в камышах отсиживаемся. Чего ждем? Пока всех перебьют?

— Катер в своих водах, — разъяснил Девушкин. — Уразумел?

Ржевский шел от окопа к окопу, Король, придерживая сумку с красным крестом, едва за ним поспевал. Увидев фельдшера, Петухов подмигнул Говорухину:

— Пишка! Конкурент прибыл, смотри, отобьет пациентов. Впрочем, одного, так и быть, покажем. Наган, кажись, лапу наколол? Будьте любезны, профессор, освидетельствуйте пострадавшего.

Король показал Петухову увесистый кулак.

— Свисток! Ботало[111] коровье!

Бронекатер дал несколько очередей, развернулся и исчез за поворотом. Над рекой повисла тишина.

Полдень, ни ветерка, время тянулось томительно медленно. Парило, гимнастерки пограничников взмокли: наблюдатели внимательно следили за сопредельным берегом, но ничего существенного не отмечали.

Ржевский забеспокоился — японцы ведут себя необычно, что-то замышляют, но что? Скорее бы начальник заставы возвращался.

Вечером замаскированный на сопке наблюдатель доложил: японцы сосредоточиваются на исходной позиции, пехота накапливается в лощине; очевидно, готовят повторную атаку, на флангах устанавливают пулеметы. Пограничники на берегу заметили движение в камышах, мелькнул темный нос лодки, Говорухин толкнул задремавшего Петухова.

— Вставай, Кинстинтин. Засуетились мураши[112].

— Встретим, — Петухов сладко зевнул. — Еще разок умоем.

— Смотрите, — окликнул Ржевского Шарафутдинов. — Офицер.

Ржевский встал с вросшего в илистый берег топляка, осторожно раздвинул камыши. На чужом берегу стоял японец и разглядывал советский берег в бинокль.

— Разрешите снять? — попросил Шарафутдинов. — Не промахнусь.

— Пусть смотрит.

— Жаль! Я бы его приземлил. Нахал, ананнес-ке!

— Нельзя, — повторил Ржевский. — Сбегай лучше к пулеметчикам. Пусть приготовятся к бою.

Шарафутдинов ушел. Над противоположным берегом взвилась желтая ракета, и тотчас японцы открыли шквальный огонь. Пули секли камыши, мягко шлепались в песок, пограничники не отвечали. Стрельба продолжалась недолго, когда огонь утих, Ржевский приказал старшине доложить о потерях. Данченко сообщил, что потерь нет.

— Сейчас пойдут, — уверенно сказал Петухов. — За огневой подготовкой всегда следует атака.

Но Костя ошибся, японцы вели себя странно, реку форсировать не пытались, затаились в прибрежном кустарнике, камышах. Ржевский пошел к руслу ручья, отсюда хорошо виден песчаный остров, долго смотрел в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил, здорово маскируются, черти! Укрылись в кустах; но почему молчат? Рассчитывают выманить нас, заставить ввязаться в бой на нейтральной полосе, увлечь за собой на сопредельный берег? Наивно. Советские пограничники не ступят на чужую землю даже в горячке боя. И японцы это отлично знают.

Покуда пограничники пытались разгадать замысел противника, в крепости Тун-Ян-Мо ответственный за эту часть операции офицер Квантунской армии звонил полковнику Кудзуки. Связь работала плохо, когда офицера наконец соединили, он доложил полковнику обстановку. Выслушав доклад, Кудзуки отчитал офицера, не стесняясь в выражениях. Досталось за инертность и гарнизонному начальству. Положив трубку, офицер почтительно поклонился телефонному аппарату и, вызвав командира сосредоточенного на исходных позициях усиленного батальона, приказал ему немедленно форсировать Тургу. В ответ на предложение ударить южнее, где, по данным разведки, пограничников меньше, визгливо закричал:

— Только здесь! Никаких отклонений от плана! Атакуйте русских непрерывно, пока не добьетесь успеха.

— Но идти в лоб на пулеметы…

— Вы пойдете в самое пекло и будете пробиваться, невзирая на потери. Таков приказ. Понадобится, получите подкрепление, если мало того, что имеете. Вам не хватает решительности и самурайского упорства. Атаковать! Атаковать непрерывно!

Результаты этого разговора сказались незамедлительно, ударила японская артиллерия, устремилась к реке пехота, из камышей вытаскивали лодки, в них прыгали солдаты, лодки отчаливали от берега, приближались к середине реки. Ожил и песчаный остров.

Солдаты выволокли из кустов и столкнули в воду два надувных плота.