Полдень. Солнце в зените. Жара. Пограничники то и дело вытирали потные лица. Комары бесновались по-прежнему, хотя Говорухин утверждал, что они свирепствуют только на зорьках. Замполит, вернувшись на заставу, позвонил в отряд, доложил обстановку. Бакрадзе выслушал его не перебивая.
— Держись, дорогой. Послал тебе взвод. Из дивизии направляют роту на автомашинах. Конечно, красноармейцы поспеют не скоро, дороги сам знаешь какие. К завтрашнему утру подойдут. Постарайся продержаться.
— Продержимся. Начальник наш не появлялся?
— О чем ты говоришь, кацо[107]! Отбыл обратно со взводом.
— Отлично! — обрадовался Ржевский. — Значит, скоро появится. Без хозяина все-таки плохо.
— Не напрашивайся на комплименты, скромник! Лучше скажи, зачем самураи всю эту волынку затеяли? На обычный наскок не похоже.
— События на Хасане тоже не укладывались в привычные рамки. Противник действует не шаблонно. Командует, наверно, провокатор не из последних, видно по почерку.
— Не то, не то говоришь, кацо! Конечной цели не улавливаю. Смысл провокации? Насолить? Нервы подергать? Зряшная затея, нервы у нас крепкие. Подкрепления не подтягивают?
— Пока нет.
— Пока… — Бакрадзе помолчал, размышляя; задумался и Ржевский.
— На нашем участке до батальона, не более. Переброска резервов не наблюдается. После третьей атаки поостыли, ведут беспокоящий огонь. Может, этим ограничатся?
— Вряд ли… Самолеты воздушное пространство не нарушали? Впрочем, ты бы сразу донес. Ладно, не спускай с них глаз, особенно с тех, на островке. Сколько их там?
— До взвода. Два ручника…
Бакрадзе повесил трубку, Ржевский повеселел: подкрепление в пути, скоро приедет начальник заставы. Ржевский вызвал берег, трубку взял Данченко.
— Что нового, старшина? Чем занимаются соседи?
— Постреливают для острастки. Скоро не сунутся — получили по зубам.
— А те, что на островке?
— Як повыздыхалы[108]. Тыхо.
— Может, ушли?
— Та ни. Сыдять.
— Продолжай наблюдение.
Ржевский отправился на кухню. Груша сосредоточенно помешивал поварешкой в котле, дневальный Булкин вошел со двора с охапкой дров; повар, не заметив замполита, набросился на солдата:
— Ну куда такие длинные рубишь? В любом деле прежде всего соображать нужно, думать. Дневалить, оно, конечно, неинтересно, тебе бы сейчас на берег, в нарушителей пострелять.
— Не пищи, стряпуха! Зудишь, как комар.
— Сам ты комар! Между прочим, здесь тоже боевая задача решается. Сытый боец лучше воюет, и я обязан всех накормить. Весь личный состав. В любой обстановке!
— Верно, обязан. Только ты хочешь, как Антоша Рыбкин из «Боевого киносборника»[109], и обед варить, и врагов в плен захватывать. На подвиги тебя тянет, Груша, понять я тебя могу, посочувствовать тоже, но ты все же занимайся своим прямым делом, а мы за тебя повоюем.
— По-твоему, я всю войну должен при кухне состоять?
— Находись там, куда командование определило. И потом, я не слыхал, чтобы повара в генералы выходили, — язвительно закончил Булкин, швырнув на пол поленья.
Повар обиделся:
— Зато ефрейторов быстро в генералы производят.
— Ну, что с тобой толковать, поваришка! Ты же сер, как штаны пожарного. Помешался на своем Антоше Рыбкине. Он хоть парень был бравый, здорово его артист Максим изобразил. Тебе ли с ним равняться?
— Что ты ко мне привязался? Вцепился, как репей в собачий хвост! Я тебя дневальным назначил? К старшине претензии имей, да и он ни при чем, просто твоя очередь подошла. Думаешь, мне радость на кухне околачиваться? С картошкой да макаронами воевать? Но я комсомолец, делаю, что положено, и не ною, как некоторые.
— Чего раскипятился, поваришка? Кто к тебе цепляется? Я под впечатлением кинофильма, только и всего.
— Фильма! Знаток нашелся! Ты артиста как назвал — Максим? Никакой он не Максим, он только играл Максима в трилогии. Он — Борис Чирков.
— Как дела, кинолюбители? Нормально? Не забудьте обеспечить бойцов горячим. Всех!
— Сделаем, товарищ старший лейтенант!
Ржевский отправился к фельдшеру.
В медпункте чистота и порядок, фельдшер Король томился без дела: работы у него не было.
— Разрешите к реке сбегать — в случае чего окажу медицинскую помощь на месте.
— Отдыхай пока. Нужно будет — позовем.
Военфельдшер закусил губу.
— Унизительное положение, товарищ замполит. Ребята воюют, а я, здоровый байбак[110], в тылу отсиживаюсь. Что обо мне подумают?
— Какая муха тебя укусила, Король? Хочешь с винтовкой в камыши? Понадобится — пойдешь, пока в этом нет необходимости. Кто раненым поможет, если тебя подстрелят?
— Все это так… Только стыдно мне. Там пули свистят, а я…
— Вроде перестали свистеть. — Ржевский прислушался.
С реки донесся глухой удар, затарахтели пулеметы, со звоном разлетелось стекло, засыпав осколками столик. Замполит торопливо пошел к двери, фельдшер за ним, Ржевский обернулся:
— Ладно, бежим на берег, похоже, снова лезут…
Им навстречу из-за толстой ели вышел Седых.
— Бронекатер! Из тяжелых пулеметов лупит! Туда-сюда шастает, паразит!