Застенчивые кроны

Взгляд скользнул по темной вихрастой макушке. Нежная улыбка растянула губы. Умаялся её мужчина… Проспал. Даша нерешительно занесла руку над головой любовника. Ей до зуда в пальцах хотелось провести по его мягким густым волосам, приласкать… Но почему-то не решалась.

— Смелей… — хриплым со сна голосом пробормотал Герман и, как большой породистый кот, сам «боднул» головой ее руку.

Даша тихонько рассмеялась и сделала, наконец, то, о чем давно мечтала. Погладила. С каким-то бесшабашным задором. Сегодня ей не хотелось думать о плохом, хотя за прошедшие сутки все усложнилось донельзя. Ей в кои-то веки захотелось стать безответственной, наплевав на всех и вся. Не вспоминать о подстерегающей опасности, о палаче, которого так и не смогли вычислить… И который угрожал ее жизни. Ей захотелось побыть живой, на случай, если эта самая жизнь оборвется…

Герман ластился… И ласкал сам.

— Эй… Мне нужно в душ…

— Потом…

— И в туалет…

— Фууу… Как неромантично.

Даша снова заулыбалась, так и продолжая медленно-медленно, едва касаясь, поглаживать мужчину. Впрочем, все веселье её покинуло, когда, будто бы протестуя против её несерьезности, Герман куснул сосок, который совершено бесстыдно показался из-за съехавшей простыни.

— Гера… — выдохнула она.

— Да-да, я помню… В туалет. Только знаешь, что? Я где-то слышал, что в таком случае удовольствие гораздо более интенсивное. Давай проверим? — искушал он.

Даша всхлипнула. Выгнулась дугой, когда он, сжав руками обе ее вершинки, по очереди стал те посасывать. Помогал себе пальцами, превращая соски в острые, жаждущие ласки пики. Ему удалось отвлечь Дашку от ненужных мыслей. Уже через пару минут она вообще обо всем забыла. Стонала под ним, выгибалась, терлась, как кошка, всем телом.

Герман сходил с ума от ее податливости. Целовал хрупкие плечи, скользил губами вдоль живота. Одним плавным движением развел в стороны её длинные ноги, нажал большим пальцем на возбужденную горошину клитора. Даша зашипела, рефлекторно подкинув бедра, чем он тут же воспользовался, скользнув двумя пальцами внутрь. Поднялся выше, оперся лбом о ее лоб, просипел:

— Тугая, такая тугая…

— У меня давно никого не было.

Герман шевельнул пальцами. Еще, и еще. Наслаждаясь обволакивающей их влагой и жаром. Поймал ртом Дашины губы, куснул нижнюю. Он бы всю ее съел…

— Насколько давно? — требовательно поинтересовался мужчина.

— Очень давно.

— Год? — Герман добавил третий палец, и снова сосредоточил внимание на напряженной тугой груди.

Даша всхлипнула, раскинула ноги шире.

— Два?

Замер на секунду, и она протестующе замотала головой, одновременно с этим надавливая своей ладонью на его неподвижную руку.

— Сколько? — Герман не знал, почему это было так важно. Никогда раньше его не интересовали такие вопросы. Но только не сейчас.

— Почти тринадцать лет! — закричала Дашка и расплакалась. То ли от того, что пришлось в этом сознаться, то ли от удовольствия, которого её лишили.

Герман закашлялся. Просто подавился воздухом, который до этого яростно вдохнул. В бронхах жгло. И этот болезненный огонь распространялся по всему его телу виной. Сжигал в своем пламени все оправдания. Выносил приговор. Виновен… Виновен… Виновен! Нелогично и, если мыслить рассудочно — безосновательно. Так раньше он и считал. Вот только теперь ко всему происходящему подключилось сердце, и все воспринималось совсем по-другому. Абсолютно иначе. Виновен… Мог уберечь ведь, мог… Почему, Господи? Почему так случилось? Какие ты выбираешь дороги, чтобы свести людей в одной точке? Почему отмеряешь им столько боли?

— Герман…

— Молчи…

— Ты ни в чем не виноват.

Он вскинул взгляд. Дернул кадыком, сглатывая застрявший в горле ком.

— Очень виноват. Очень…

— И зря… Я не хочу, чтобы между нами стояло еще и это. Я вообще не хочу, чтобы между нами хоть что-то стояло…

Даша отчаянно зажмурилась и призывно повела бедрами.

— Даша…

— Я хочу, чтобы ты меня любил, а не жалел, в попытке искупить вину. Я хочу, чтобы ты меня хотел.

— Твою ж мать… Можешь в этом не сомневаться. — Герман толкнулся горячей головкой в ее влажность и хрипло выругался, когда она оплела его поясницу ногами.

— Тогда люби меня… Люби… Как вчера.

Герман не мог отказаться от такого предложения. Сцепил зубы, погружаясь в нее медленно, по миллиметру. Вчера он не знал, какой перерыв был у Даши, а потому ненароком мог причинить ей боль. Сегодня он будет осторожен. Плавно скользнув внутрь, замер окруженный подрагивающей тесной плотью. Закинул худые сильные ноги повыше. Медленно вышел, сводя Дашку с ума своей неспешностью. Она нетерпеливо толкалась навстречу, царапала ногтями сбившиеся простыни и его влажную от усилий сдержаться спину. Качнулся вперед, внимательно наблюдая за ее разгоряченным, наполненным страстью лицом. Погружался глубоко внутрь и, отступая, практически выходил, пока в один прекрасный момент не выскользнул вовсе.

— Герман… — захныкала Дашка, шаря рукой, чтобы помочь ему вернуться… Гера перехватил ее запястье, отвел в сторону и всей длиной проехался по ее сердцевине.