Застенок

– Да, я вижу ваше возмущение, ваше яростное негодование. Я верю – вы не посрамите Россию. Господа! Лица еврейской национальности действительно все обсели. Без исключения. Даже в этом скорбном заведении, – выступавший ткнул пальцем в сторону клиники, – мы находим то же, что повсюду. Вслушайтесь, господа, в статистику: в этом заведении, продавшемся за тридцать сребреников мировому сионизму, шестьдесят девять процентов больных составляют евреи, и только двадцать девять процентов – русские, плюс два процента русских инородцев. Чудовищно! И мы должны терпеть такое унижение?! Мы должны смиряться с геноцидом русской нации, как того требует от нас разная продажная сволочь?!

В толпе возмущенно засвистели. Часть врачей совещалась, остальные слушали речь с профессиональным интересом.

Рассеянным взглядом пройдясь по толпе, сотрясающей глухими причитаниями воздух, Роман заметил нечто знакомое. Приглядевшись, он узнал соломенный затылок и длинный птичий нос – племянник шефа бравый сектант Миша вместе со всеми махал кулаком. Роман не приказывал ему обернуться, но, видимо, волна изумления, ударившего по соломенному затылку, оказалась сильна. Миша, покрутив головой, обернулся и сразу встретился с ним взглядом. За пять секунд Роман проследил в глазах свежеиспеченного патриота целую гамму чувств, поочередно сменявшихся: растерянность, озлобленность, презрение, высокомерие и, напоследок, торжествующее равнодушие.

За пару месяцев Миша заметно эволюционировал – сменив венчик сектанта на дубину патриотического гнева. В мыслях назвав его безмозглой кастрюлей, Роман утратил к зрелищу интерес и покинул место событий.

27. Русский Нострадамус

А ведь были на Руси свои Нострадамусы. Сейчас их и впрямь нет, Достоевский на спиритическом сеансе не соврал. Роман против такого положения вещей нисколько и не возражал, но Рита переживала обделенность отчизны пророками почти как личное несчастье. И отчего-то невзлюбила Достоевского за то давнее спиритическое послание, чего школьной учительнице совсем не полагалось по уставу, а полагалось напротив – классиков любить и уважать.

Чтобы хоть как-то реабилитировать Федора Михайловича в глазах Марго, Роман подарил ей пророка – а также читателям «Дирижабля», увеличивавшего тираж от раза к разу. Да не какого-то захудалого деревенского прорицателя – самого настоящего русского Нострадамуса, великого и непревзойденного в веках. Однако новоявленный пророк нисколько не нарушал хрупкого баланса, обозначенного Достоевским, поскольку жил в пятнадцатом веке (на полстолетия опередив своего французского коллегу). Но Роман счел, что его изобретение полностью удовлетворяет запросам любимой – ведь явление миру пророчеств монаха Ефросина он приурочил к двадцать первому веку, а это и значило, что Россия все же обзавелась свежим пророком.

Предсказания монаха Кирилло-Белозерского монастыря были записаны в той же форме, что у его младшего собрата по пророческому цеху, Нострадамуса, – в стихотворной. Только строфы его состоят не из четырех строк, а из шести, и смысл их не затемнен, закутанный в труднодоступные слова и образы, как у француза, а напротив – прозрачен и ясен, и лишь иногда облачен в одежды той или иной стилистической фигуры, доступной языку православного монаха пятнадцатого века. Но эта прозрачность объясняется важным обстоятельством. Вероятно, как и Нострадамус, Ефросин понимал, что его пророчества могут нанести вред не только той эпохе, в которой жил сам провидец, но и будущим векам. Поэтому написанную им Книгу пророчеств он спрятал от глаз людских. Очевидно, он предвидел, что ларец с Книгой будет найден лишь пять с лишним веков спустя – когда истомившиеся по мудрости столетий сердца будут алкать пришествия пророческой истины (Роман имел в виду Марго).

С Ефросином тайнописец был знаком с первого курса журфака, когда писал реферат по русской книжности пятнадцатого века. И теперь охотно подключил его к делу Русского Альтернативного Ренессанса. Ученый монах, переписчик книг, составитель сборников, личность самых разносторонних интересов – все это как нельзя более подходило для задуманного. К тому же биография Ефросина скудна сведениями. Но тем лучше для Ефросина – звезда его восходит на небосклон в колеснице загадки и тайны, ореолом окружающих судьбу монаха.

Примечательным было уже то, как Книга пророчеств открыла себе путь в мир. Эту тайнопись Роман разработал в деталях. Афанасий К., житель города Кириллова, решил как-то порадовать супругу, настреляв к обеду уток. Ранним утром он отправился на утиную охоту, на одно из озер, коими богат этот северный край. Взяв напрокат лодку, Афанасий поплыл к островку, торчащему ровно посередине озера. И быть бы супруге охотника при трофеях в тот день, да вышла незадача – ни единой птицы Афанасий не нашел, сколь ни пялил ясны очи в воду, в небеса и прибрежные камыши. Плюнув в сердцах, он хотел плыть обратно, как вдруг из-под ног у него с громким кряканьем выстрелила в воздух утка. И сей момент, едва успев взлететь, была сражена охотничьей пулей.