Застолье Петра Вайля

Все взаимосвязано. И вспомним, что кино, объединявшее людей в таинственном мраке зала, на стенах которого двигались мистериальные тени, в целом воспринималось как новая соборность. Киносеанс вызывал почти расхожие сравнения с религиозными действами, что не казалось кощунственным. Кстати, любопытно, что сейчас в США бывшие кинохрамы, заброшенные кинопрокатом за нерентабельностью, часто используются именно как молельные дома разных протестантских конгрегаций. Современные мультиплексы с дюжинами кинозалов функциональны и удобны, но прозаичны, не говоря уж о том, что иногда помещаются просто под землей. Прежде снизу вверх смотрели не просто на экран, но и на кинотеатр. Те кинематографические соборы и теперь поражают размерами, роскошью витражей и зеркал, богатством орнамента. Только над входом не афиша с красавцем в цилиндре, а надпись “Господи, спаси!”.

Чаплин знал размеры своей славы. Еще в 1921 году приехав в Лондон, он получил за три дня семьдесят три тысячи писем. В том же году в Нью-Йорке с него стащили костюм, разодрав на клочки-сувениры. Такое не числится даже в анналах Майкла Джексона или Мадонны. И характер славы Чаплина был ясен, он писал: “Меня давно влечет история Христа. Мне хочется сыграть главную роль самому. Конечно, я не намереваюсь трактовать Христа как традиционную бесплотную фигуру Бога-человека. Он – яркий тип, обладающий всеми человеческими качествами”.

Я бы сказал, что за атеистическими клише просматривается ревность соперника в славе и всенародной любви. В гордом (назовем это точнее – гордыня) осознании своей непомерной роли. К счастью (я убежден, что к счастью), Чаплин роли Спасителя не сыграл, но примеривался к ней и на словах, и на деле как раз в “Огнях большого города”.

Дом, который построил Вайль

Программа: “Континент Европа”

Ведущие: Джованни Бенси и Елена Коломийченко

23 августа 1995 года

Петр Вайль. Наверное, это банально, но Европу легко представить большим домом со множеством помещений и пристроек – разного времени, стиля, для разных надобностей. Две комнаты, вокруг которых построено было все остальное, – Греция и Италия. Есть побольше, вроде Германии, и поменьше, вроде Дании. Есть просторные залы от моря до моря, как Франция. Зимние и летние веранды, как Англия и Испания. Чердак – Швейцария. Погреб – Голландия. Стенные шкафы – Андорра или Лихтенштейн. Солярий – Монако. Ледник – Исландия. Забытые чуланы вроде Албании.

Моя жизнь сложилась так диковинно, что я ее провел (до сих пор, по крайней мере) в двух сверхдержавах. Сначала – двадцать восемь лет – в одной, потом семнадцать – в другой. Это и был мой дом: сперва – Россия, после – Америка. Но сравнение с домом вызывает все-таки Европа, и мне всегда хотелось это здание облазить вплоть до самых глухих закутков. Не как новое и оттого, от новизны, любопытное, а, скорее, как полузабытое свое.

Вероятно, тут можно говорить о генетической прапамяти. В конце концов, все мы из этого гнезда вышли, вылетели, выпорхнули, вывалились, наконец. Только ни в коем случае я не говорю о пресловутом европейском уюте и о европейской малости. Вот это действительно банальность, причем банальность неверная. Какой уж там уют в норвежских фьордах, где дух захватывает, как в Большом каньоне или на Байкале? И малости никакой нет в помине.

Помню, попал лет шестнадцать назад в Люксембург. Поля – почти бескрайние, пшеница колосится – будто у Николая Алексеевича Некрасова в стихах, леса – почти необъятные. Как это получается, притом что на карте страны не видать? Или Чехия, в которой я теперь живу уже три месяца. На поезде едешь – редкое жилье попадается, а плотность населения, по статистике, высочайшая. Ничего не ясно, пока не задумаешься о малости человека, то есть своей собственной. Вот урок смирения, преподанный Европой. Вот почему она кажется домом. Потому что по сравнению со своим домом всякий человек невелик, как бы он не вырос.

И еще – узнавание. Мир современного человека, как это принято говорить, иудео-эллинско-христианской цивилизации, во всяком случае, подавляющего большинства представителей этой цивилизации – это город, то есть улица и здания на ней. Отсюда – узнавание, отсюда – ощущение домашности в любой точке Европы, куда бы ты ни попал. И даже если кругом лес, то огонек впереди светится, а там точно будет улица, рано или поздно выходящая на площадь с собором. И этот собор, и эту площадь ничего не стоит соотнести с давно знакомым, точнее, они сами соотнесутся – с виденной в детстве картинкой, прочитанной книжкой, посмотренным фильмом.

Первый раз будучи в Париже, я без устали ходил по улицам, только диву даваясь – какой такой памятью я все это помню? Перешел Сену по неважно какому мосту, углубился в неважно какую улицу, поднял голову, а на доме – доска: “Здесь жил лейтенант королевских мушкетеров Шарль Д’Артаньян”.

Толедо. Портрет города

Программа: “Континент Европа” (рубрика “Моя Европа”)

Ведущая: Елена Коломийченко

23 сентября 1995 года