Застолье Петра Вайля

Что касается второй секции, в которой я участвовал, она посвящена была восприятию Иосифа Бродского в Америке, в Англии и в России, – здесь самый интересный доклад сделала Валентина Полухина. Она живет в Англии, хорошо знает вопрос и, надо отдать должное ее интеллектуальной честности, она рассказывала о том, как не принимают стихи Бродского британцы. Британские в первую очередь поэты.

Почему я говорю об интеллектуальной честности, потому что существует такой, можно его назвать, комплекс ЖЗЛ. То есть биограф, близко подходя к предмету исследования, волей-неволей включает механизм самоцензуры, который отсекает все, что может представиться порочащим объект исследования. Валентина Полухина этого счастливо избежала. Это не только свойство российского литературного обихода, а вполне международное.

Полухина занимается всю жизнь Бродским, и, тем не менее, она очень объективно, честно все разобрала и объяснила, почему именно поэзия, а не проза, не эссеистика Бродского не воспринимается британцами. И нашла корни этого. В первую очередь переводы. Переводы либо редактировал Бродский, либо сам переводил. Переводил их на слух совершенно архаично, используя рифмы, тогда как англоязычная поэзия, как правило, нерифмованная. То есть стихи на английском в его переводах звучат на британский слух неуклюже. И Валентина Полухина сделала вывод, что, может быть, только следующее поколение переводчиков, которые заново начнут переводить Бродского, уже пришедшего из России, а не с Запада, каким-то образом откроют его заново для английского читателя.

Тут же по ходу этой секции был поднят вопрос (я возвращаюсь к погружению в социальный контекст), который, к моему большому удивлению, все еще продолжает волновать литературное сообщество, – это Нобелевская премия Бродского. Сработали ли здесь политические мотивы, то, что он был изгнанником, как это помогло его успеху на Западе. Некоторые говорили довольно любопытно. Мне-то кажется это совершенно бесплодным занятием не потому, что этого не может быть, а потому, что вообще попытка вычислить формулу успеха безнадежна. Такое заведомо синтетическое явление, как поэзия, и поэт подвергаются анализу. Его пытаются разъять на составные части, чтобы в конечном счете вычислить эту самую формулу успеха – чтобы было возможно повторить.

И. Т. Программа этого огромного конгресса действительно включает много сотен панелей. Конечно, неизбежно должны были быть какие-то перестановки, но нельзя не улыбнуться тому, что отменили одну из панелей, которая называется “Россия и алкоголь”. Что же, не собралось кворума?

П. В. Честно говоря, не знаю. Такие вещи обычно происходят по какой-нибудь очень простой технической причине. Заболел человек, который секцию придумал и организовал.

И. Т. Спился.

П. В. Хотелось бы предположить. Но вообще-то, вы знаете, этой теме не везет. Я помню, мы с поэтом и литературоведом Львом Лосевым хотели еще лет восемь назад затеять семинар по обсуждению русской литературы и алкоголя. Тема изумительная, интереснейшая, широчайшая. Мы лелеяли надежду, что нашим спонсором станет компания “Сивирем”, алкогольная, которая выпускает всякие напитки в Штатах. Ничего из этого не вышло. Затем в прошлом году профессор Перетто хотел устроить семинар на озере Гарда, он ежегодно там проходит, и посвятить семинар теме алкоголя в русском искусстве. Опять не вышло.

Знаете в чем дело? Люди, всерьез понимающие в этом предмете, – они, как правило, сильно по конференциям не разъезжают по понятным причинам. Они не доезжают до конференции – выпадают из поезда. А академический подход к этой теме невероятно скучен и безнадежен. Конечно, тут самое любопытное – вылавливать жизненные детали. Все тот же социальный контекст.

И. Т. Понятно, почему предыдущий конгресс состоялся в Варшаве, славянской столице. Но почему был выбран такой город, как Тампере?

П. В. Я не знаю конкретно, какие соображения есть у организаторов, может быть, какие-нибудь финансовые, но Тампере – удивительно подходящий к этому город. Я впервые в Финляндии. “Русский след” там просматривается повсюду. Начиная с того, что на главной площади Хельсинки памятник Александру Второму, и никто его не собирается сбрасывать. Видимо, потому, что при нем Великое княжество Финляндское, входившее в Россию, получило парламент и свою валюту. Кстати, вот замечательный пример автономии в рамках большого многонационального государства. Чему стоило бы поучиться и нынешнему российскому руководству – так это взаимоотношениям со всякими внутренними республиками, вроде Татарии, Чувашии, Калмыкии. Великое княжество Финляндское было частью Российской империи и при этом существовало вполне автономно. Поэтому и отношения сохранились, что называется, человеческие.

На конгрессе в Тампере выступали православные хоры из Тампере и Турку. То есть эти традиции сохраняются.