Застолье Петра Вайля

Н. Г. Нет, неправда, а вот слово “аминь”, например, в конце реплики по поводу того, что “все закончилось, страна закончилась” (когда он был в ГДР, и его пребывание в КГБ закончилось), – там слово “аминь” он приписал. У меня такое ощущение, что он знал, что все, что было произнесено во время наших бесед, записывается, и он считал неловким что-то оттуда убирать. Он не убрал даже очень личные эпизоды, как о первой любви. И из интервью “Коммерсанту”, по-моему, он просто не считал себя вправе вычеркнуть разговор о Бабицком, потому что такой разговор был. Наверняка что-то, что он не хотел говорить, он не говорил. Мы не вытащили из него ни слова о Примакове. Он не хотел, железно.

А. С. И, тем не менее, дал понять, что относится к нему неодобрительно. Я имею в виду это место: “Ясно даже было, что должности посла от Примакова ни мне, ни Собчаку не видать. Но я не решался сказать этого Собчаку”.

Н. Г. Не знаю, мне кажется, что Путин относится достаточно положительно. Мне кажется, что это было связано с тем, что их так или иначе связывало пребывание в одной организации.

А. С. Скажите что-нибудь такое, чего вы еще никому не говорили.

Н. Г. Я расстроилась из-за всей этой истории с Бабицким, но, тем не менее, я внутренне очень рада, что у меня был повод поговорить с Путиным об этом. Мне дали повод поднять не абстрактный разговор о свободе прессы, а по поводу конкретного случая. Я ужасна рада, что с Андреем все в порядке. Мне кажется, что по этой истории я сделала какие-то выводы о Путине, но и он по-другому услышал журналистов. Может, он остался при своих взглядах. Но настойчивость, с которой мы возвращались к этой истории в разговорах с ним, – мне кажется, что все-таки это дало ему какой-то сигнал. Я бы хотела в это верить.

П. В. Ответ на знаменитый вопрос “Кто такой Путин?” становится яснее. Об этом, я думаю, мы сейчас и поговорим. Анатолий, скажите, вы сделали упор на демократическом поведении, открытости. Что вам в этом смысле понравилось в книге?

А. С. Я взял три листа бумаги, на одном писал то, что с моей, демократической точки зрения в образе Путина, каким он рисуется из этой книги, можно одобрить. На втором листе записывал то, что с демократической точки зрения нельзя одобрить или что вызывает сомнения. И на третьей странице я записал все, что мне просто показалось интересным. Одобрить, мне кажется, прежде всего нужно то, что он не винит “мировой заговор”, “мировой империализм”, “сионизм”, Горбачева и Ельцина в распаде СССР, а говорит четко, что “еще до развала стало ясно, что Союз болен” (его слова), и это – смертельная и неизлечимая болезнь под названием “паралич власти”. Он несколько раз говорит об этом. Таким образом, он видит закономерность развала СССР и краха социализма.

Второе: Путин не поддержал ни на одну секунду, по его словам, ГКЧП и сделал все, что мог, для его поражения, хотя и отдает должное добрым и благородным, с их точки зрения, намерениям путчистов – сохранить великую страну. Он довольно жестко отзывается о КПРФ. Вызывает одобрение то, что он видит “тараканов в голове у КПРФ”. Прежде всего, естественно, эти “тараканы”, как и должно быть у коммунистов, касаются вопроса о собственности. Он против передела собственности, национализации и всего этого. Он также обещает, хотя, естественно, страшно не хочет обещать этого, пересмотреть социальные обязательства, которые, как известно, охоча давать КПРФ.

Он очень уверенно и очень убедительно говорит о том, что Россия не просто близка Западу, но часть Запада. Естественно, он за частную собственность. Вызывают одобрение его высказывания о духе законности, гражданском обществе и суде. Народ жалуется и говорит, что пожаловаться некому – раньше жаловались в райком. А он понимает, что в демократическом обществе райком должен заменить суд, и понимает, что нужно увеличить зарплаты судьям, что нужно народу объяснить, что без честного, ответственного, настоящего суда демократическая жизнь невозможна. Он обещает довольно откровенно держать в ежовых рукавицах, например, Лужкова. Прямо говорит, что московские деньги участвовали в избрании Яковлева, против которого он боролся и которого, как признается, называл Иудой. Это главное, что можно одобрить в этом образе.

П. В. Я хотел бы возразить. Не чтобы уличать Владимира Путина в противоречиях, но мне кажется, что это важно. Вы сказали, что он называет Россию частью Запада. “Мы – часть западноевропейской культуры”, – говорит он дословно, я с этим совершенно согласен. Но мы пролистываем буквально четыре страницы вперед и читаем: “Вообще, Россия с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, традициях и менталитете людей”.

А. С. И, таким образом, вы переходите к тому разделу моего конспекта, где записаны противоречия, раздвоенности и слабости.