Заступница - Адвокат С В Каллистратова

Однажды Софья Васильевна спросила у меня: "Ну, как вам нравится офонарелый Арбат?" Ей он не нравился.

* * *

На один из дней рождения Софьи Васильевны я подарил ей книгу Пантелеймона Романова, изданную в Туле. Подарок оказался удачнее, чем я рассчитывал. Тогда Романова только начали переиздавать после долгого перерыва, а Софья Васильевна знала его давно и обрадовалась встрече с писателем своей молодости.

* * *

От Софьи Васильевны я, как и многие другие, часто получал информацию о различных событиях, представляющих общественный интерес. Причем информация, исходившая от нее, была всегда достаточно надежной.

Однажды Софья Васильевна рассказала о судебном процессе (кажется, на Урале), когда судили человека, который, вернувшись от газетного киоска, сказал своей соседке: ""Правды" нет, "Россию" продали, остался только "Труд"". "Но ведь это же старый анекдот!" - ответил я. "Тем не менее судили именно за это!"

Именно от Софьи Васильевны я узнал о присуждении А.Д.Сахарову Нобелевской премии. Помню, с какой радостью она сообщила мне эту новость.

* * *

Незадолго до смерти Софья Васильевна требовала у меня подробностей о выступлении Р.Пименова по теме "История правозащитного движения в СССР".

* * *

Последняя моя встреча с Софьей Васильевной - за один-два месяца до ее смерти - была в больнице. Она была в таком состоянии, что почти ничего не ела, сказала, что не хочет жить, что она уже никому не нужна (то есть никому не может быть полезной). Я пытался ее разубедить. Она и в таком состоянии была нужна - мне, как и, не сомневаюсь, многим другим. И в этот раз она сообщила мне какую-то новость. Ее сознание было совершенно ясным.

Г.Померанц

Улыбка понимания

Я мало знал Софью Васильевну, но облик ее остался в моей памяти отчетливее, чем от многих людей, с которыми встречался чаще. Подробностей нет, но каждое впечатление осмысленно, и все они складываются в одно целое.

Первое впечатление определило встречу. Ася Великанова несколько раз повторяла поговорку Софьи Васильевны: "Я люблю актеров на сцене, писателей в обложке, а художников в рамке". За этими словами стоял ум ясный и колючий. Как он сочетался с готовностью броситься на помощь людям, - не знаю. Обычно те, кто хорошо понимают недостатки ближних, не торопятся им помогать. Софья Васильевна - торопилась. Ко многим общественным фактам я могу прибавить еще один - маленький и смешной фактик...

Ася преклонялась перед Софьей Васильевной за то, как она воспитывала больного внука (черта, сближавшая ее с одним из подзащитных - Петром Григорьевичем Григоренко). По Асиной просьбе, мы решили пригласить на елку здоровую ее внучку. К телефону подошла сама бабушка. Услышав, откуда звонят, она с такой тревогой, с такой готовностью спросила: "Что случилось?", - и так это не соответствовало веселому поводу звонка, что случай нам запомнился, рядом с анекдотами 30-х гг. ("Не тревожьтесь, говорит человек разбуженному соседу. - Ничего страшного: пожар"). В одном недоразумении обрисовалось и время, и личность.

Третье впечатление трудно сформулировать. Оно связано с циркулярным - в три адреса - письмом Виктора Сокирко, обвинявшего Софью Васильевну Каллистратову, Раису Борисовну Лерт и меня в том, что мы своей позицией поддерживаем "бессмысленное упорство" Валерия Абрамкина и таким образом несем ответственность за его третий срок. Каждый из нас написал ответ, а затем мы собрались вместе, чтобы познакомиться с текстами друг друга и сложить их в запас на случай, если Сокирко свои сочинения опубликует. Запас очень скоро попал в архив КГБ, откуда будущий историк его, возможно, извлечет. Надобности в публикации не оказалось, но я запомнил, что ответ Софьи Васильевны был самым подробным и юридически обоснованным, а мой самым коротким и совершенно без понимания правовых проблем. Что там было, сейчас не помню. Помню чувство неловкости, с которым я подумал, что, кажется, не то написал, а потом обрадовался, когда Софья Васильевна стала восхищаться моим лаконизмом (других достоинств, похоже, в тексте и не было). Слов было сказано немного, и не в словах дело (они могли быть пустой вежливостью), а в тоне, которым что-то было произнесено, и в улыбке. Одна из улыбок, в которой весь характер. Не такая улыбка, как у Татьяны Великановой (у той в улыбке много было детского), не такая открытая: сдержанная улыбка... Сдержанная - и все-таки раскрывавшая способность бескорыстного отклика на Другое. Не только на человеческое страдание. Отклика на другую личность, на другое выражение чувства, на чужой, но верный самому себе стиль. В ней была способность понять Другого (само существование которого - по Ж.-П.Сартру - "недопустимый скандал").

Когда я вспоминаю Софью Васильевну, то всегда с этой улыбкой.

А.Сахаров

Из книги "Горький-Москва, далее везде"