Застывшая кровь

Вместе с воинами нас должно выйти пятьдесят человек, и даст Сантарра, все доедут до Сахетии живыми. Приходится вновь активно улыбаться и махать рукой, когда кто-то ещё кидает под копыта цветы и сахар. Крупинки переливаются на брусчатке, и я невольно вздрагиваю, сильней сжимая поводья руками в перчатках и плотнее стиснув бёдрами бока Шитки. Дурные воспоминания. Но такая примета — на хороший путь.

— Чересчур радуются отбытию королевы, — замечает вдруг Анвар, отряхивая сахар с гривы Цивала. На вороном коне крупинки кажутся звёздами.

— Или избавлению от чернозадых шаманов, — тихо бормочу я, вспоминая, как делился байками из народа Эдсель.

— Они по нам ещё соскучатся, детка! — беспардонно комментирует сзади Юника, кажется, нисколько не оскорбившись. — Тут без нас скука смертная была, двадцать лет один король!

Застываю с неестественно ровной спиной, пытаясь вдохнуть — но лишь хватаю ртом воздух. Острое желание развернуть Шитку, выхватить из ботфорта нож и воткнуть хамке меж глаз пронзает до кончиков заледеневших пальцев. И когда я уже открываю рот для приказа научить девчонку манерам, слышу лёгкий, ненавязчивый и звонкий свист.

С громким ржанием лошадь Юники резко встаёт на дыбы, и от неожиданности её наездница совершенно не грациозно шлёпается на землю. Чернокожие воины заходятся оглушительным хохотом, правда, Миджай тут же спешивается и протягивает ей руку.

— Придержи язык, галчонок, — даже будто с любезностью усмехается над её взбешённым угольным взглядом Анвар, лениво оглянувшись, и я только сейчас понимаю, что свистел он, приказав лошади взбрыкнуть. Да уж, что-то у мага отобрать невозможно, и мне нельзя это забывать.

Отобрал бы у него кто-нибудь эту опасную привлекательность… ох, как бы я была счастлива не обращать на неё внимания.

— Какие мы нежные, — беззлобно ворчит Юника, поднимаясь и отряхивая серую дорожную мантию. Щёлкает пальцами перед носом лошади, и та покорно замирает, лишь широко раздувая ноздри. — А ты, вредная козявка, слушаться должна меня, а не его!

Она вновь запрыгивает в седло, и процессия двигается дальше, а я всем телом чувствую на себе пронизывающий взгляд Анвара. Что, теперь он ждёт благодарности? Да пусть радуется, что я не успела отдать приказ зарубить эту блоху на месте! И всё же приятно знать, что он не позволяет вольностей даже своим… родственницам? Богиня, да лишь бы не любовницам. Как-то поставить её на место по-своему хочется всё равно, и я задумчиво тяну:

— Ну что ж, столице зрелищ хватило. Пора развлечь и провинцию. Юника, тебя назначить главным шутом?

Отныне мысленно рисую на её голове шутовской колпак: только скоморохи могут смеяться над чужой болью и безнаказанно дерзить людям всех положений. Их никто не воспринимает всерьёз, вот и я не намерена. Иначе за семь дней эта заноза сведёт меня с ума вот такими выпадами, а мне только постоянных перебранок не хватает для полного набора бед. Жаль лишь, что две «случайных» смерти в Сахетии герцога точно насторожат, так что у Юники хорошие шансы остаться в живых. Если перестанет трепать нервы.

— Да без проблем, я ещё и спеть могу в дорогу! — весело отзывается она, словно мы с ней давние подружки, а предложение ни капли ни унизительно. И довольно мелодично затягивает знакомый мотив: — Тихо ляжет красный ветер, уймёт пыль следов в пустыне…

— Болотные духи, у вас на весь народ одна песня? — безнадёжно простонав, я накидываю на волосы капюшон мантии, потому как с неба уже падают первые капли дождя. Не самое удачное вышло предложение…

И пока Юника продолжает напевать под мерный стук десятков копыт, отряд проходит через городские ворота, постепенно покидая Велорию. Длинная, хорошо вытоптанная дорога змеёй уходит вдаль, а я глубоко и с наслаждением вдыхаю воздух, уже пропитанный запахом влаги и еловой смолы.

Запах свободы.

5. Лёд

Мелкий и редкий дождь моросит беспрерывно. Капли оседают россыпью сверкающих точек на широком рукаве моей мантии, но просочиться сквозь плотную ткань не могут, и я лениво их стряхиваю, заодно разминая онемевшие пальцы. Давно мне не доводилось совершать столь долгих поездок верхом, так что тихо радуюсь своим кожаным штанам с уплотнением меж бёдер и высоким ботфортам: хоть кожу не сотру о седло и стремена. Но к вечеру усталость всё же понемногу берёт верх, тянет спину и колет затёкшие ноги, а серое пасмурное небо не добавляет настроения.

И дороге всё нет конца.

— Устала? — вдруг тихо спрашивает Анвар слева от меня, при этом и головы не повернув.

Вздрагиваю, потому что после отъезда из Велории это первые его слова. Он не спешил болтать со своими людьми, хотя до моих ушей через топот копыт долетали их приглушённые беседы. Я тоже сегодня не отличаюсь разговорчивостью, но Анвар весь день провёл где-то глубоко в себе. Без единой эмоции на лице, и эта мрачная задумчивость немало беспокоит. Паршивец обдумывает очередной грязный план по возвращению утраченного влияния на меня?