Застывшая кровь

Анвар приглашающе разводит руки, без тени улыбки или насмешки. Смотрит через слабый свет в мои глаза — так внимательно и долго, что немеют плечи. И надо бы отшутиться, но сопротивляться нет ни малейших сил, а от подступающей к пальцам ног прохлады уже тревожно колотит в груди. Кажется, что для связи разумов не нужна кровь, потому что почти слышу успокаивающее эхо — «иди ко мне». То, что крутится огнями в бликах прозрачной радужки.

Не думая, лишь желая коснуться его и ощутить безопасную твёрдость тела, поднимаюсь со стула и огибаю кровать. Я колеблюсь, а вот Анвар — совсем нет, когда сам обхватывает меня за талию и усаживает к себе на колени. Левая рука собственнически ложится на моё бедро под тканью так и не снятых дорожных брюк. Беспокойно сглатываю, не решаясь поддаться этому теплу, прокатившемуся до самых пяток. И сжимаюсь в комок, едва шею покалывает пряным воздухом от приглушённых слов:

— Ты ошибаешься, — твёрдо говорит Анвар, незаметно приближаясь к моему уху. Щекотные мурашки туманят рассудок как вино. — Твои руки до сих пор чисты. Даже кровь Зверя их не коснулась, потому что важно намерение. Ты никого не хотела убивать. Не знала, что меч отравлен, а подмену Маисы не заметил даже я. Прекращай винить себя зря.

— Было так просто винить тебя, — неохотное признание, от которого ёжусь, обхватив руками свои плечи под тонкой льняной блузой.

— И ты всё ещё веришь, что это было справедливо? Что я нарушил обещание и решил убить Казера?

Вздрагиваю, с сопротивлением негнущейся шеи поворачиваю голову. В этих свистящим шёпотом прозвучавших вопросах столько неуловимого надрыва, что затянувшееся, застывшее мгновение я вовсе не могу дышать. Хотя бы моргнуть, и продолжаю внимательно смотреть в самую глубину колдовских глаз — столь чистых, прозрачных, отражающих суть его противоречивой души. И воли на то, чтобы держать призрачные стены, больше нет. Устало прислонившись лбом к его лбу, едва слышно шепчу:

— Сейчас я тебе поверю. Поэтому будь честен. — Глубокий вдох еловой терпкости, когда кроме его взгляда не остаётся ничего вокруг. — Анвар, это ты пытался убить моего отца?

— Нет. Моя маленькая Эфилона, я бы ни за что не причинил тебе такую боль, — лёгкая хрипотца в уверенном голосе отзывается волнующей пульсацией под рёбрами. Анвар прижимает к моей щеке горячую ладонь, размазывая откуда-то взявшуюся влажную дорожку. Всхлипываю, придвигаюсь к напряжённому телу ещё ближе, чтобы обнять и спрятать лицо на его плече. Я верю. И эта вера бесконечным потоком облегчения омывает до дрожащих коленей.

Дышу им, этим смолистым теплом, позволяя пальцам Анвара зарыться в мои волосы. Вжимаюсь всё теснее, нуждаясь в нём до соли в глазах и комка в горле. Бездумно провожу губами вдоль почти незаметных следов от царапин на его шее, будто какой-то частью себя хочу попросить прощения за них. За то, что не слышала. Что самый простой вывод приняла за правильный. На языке играет солоновато-терпкий привкус тёмной кожи, от которого тепло стремительно перерастает в жар, особенно когда ладонь Анвара требовательно сжимается за моём бедре.

— Ты меня отвлекаешь, — сипло выдыхает он, а я и сама ощущаю ягодицей твёрдость под тканью его брюк, отчего вдохновлённо гудит в висках. — Сейчас кто-то пойдёт спать. Я позабочусь об этом ребёнке… А ты подумай о нашем.

Чуть отстраняюсь, чтобы снова отыскать такой нужный взгляд. И едва удаётся не замурчать от того, сколько в его тембре неприкрытой нежности. Он и впрямь уже любит тот зачаток жизни, который сейчас так стойко согревается отцовской магией. В ослепительно прекрасном моменте нас остаётся трое, и я беру руку Анвара за запястье, робко притянув к себе и впервые позволив его ладони лечь поверх блузы на мой живот.

— Ты уже несколько раз спас его — думаю, у тебя есть право познакомиться.

Восхищённые искры в его радужке становятся лучшей наградой. Улыбнувшись так, что от прорезавшихся на его щеках ямочек я пропускаю критично важный вдох, Анвар предельно осторожно и трепетно касается меня, невесомо поглаживает живот большим пальцем. Теперь кажется, что не дышим уже мы оба. Мелко дрожу, потому что внутри всё переворачивается кверху дном, все смыслы и мотивы, оставляя лишь острое понимание: я хочу этого ребёнка. Хочу, чтобы он увидел чистое и мирное небо, королевские сады, великие воды Артона и горящие от счастья глаза своего отца. Ощутил восторг от поездки верхом, тепло солнечных лучей на лице, азарт первой охоты и всю любовь, какую ему подарят материнские руки. Мои руки.

— Спасибо. — Всё ещё давя улыбку, Анвар коротко целует меня в уголок губ. — Я правильно понимаю, что ты всё же решилась дать ему жизнь?

— Да, — почти неслышным шелестом отзываюсь я, сама не веря, что это признаю.

— Значит, радоваться наконец-то можно. — Он незаметно прижимает меня к себе ещё теснее. — В лучшие времена закатил бы славную пирушку… но придётся отыгрываться на его рождении.