Поезд тронулся. Он шел медленно и часто останавливался на станциях и между ними. К четырем часам стемнело, и старый проводник опустил жалюзи. Луиза начала волноваться, как бы не пропустить станцию: все названия были затемнены, но проводник успокоил ее, пояснив, что названия объявляют на остановках, и ей выходить без десяти шесть. Дамы-соседки съели неимоверное количество еды, завершив трапезу чаем из термоса, при виде которого Луизе ужасно захотелось пить. Она достала кексы тети Анны и принялась очень медленно есть, читая Станиславского «Работа актера над собой» и надеясь, что кто-нибудь спросит ее о театре. На одной из станций поезд оккупировали моряки. Они заполнили вагон, многие курили в проходах. Их форма выглядела до того новенькой, что походила на маскарадный костюм, огромные ботинки и вещмешки сильно затрудняли путь в уборную. Пробираясь мимо, Луиза слышала за спиной волну шуточек.
Вернувшись на место, она убрала Станиславского и достала «Дом стрелы» – увлекательный детектив с заносчивым инспектором Гано в главной роли. Моряки вышли в Эксетере. К тому времени, как она добралась до своей станции, в купе уже никого не осталось, и ей пришлось с усилием опустить окно, чтобы открыть дверь. Снаружи было темно, хоть глаз выколи, и ужасно холодно. Луиза стояла на платформе с двумя тяжелыми чемоданами по бокам – оба за раз не унести.
Тут к ней подошел человек с фонарем.
– Вы в Стоу-хаус?
– Да.
– Это ваш багаж? Идите за мной.
Она благодарно уселась в побитое старое авто, пахнущее сырыми молитвенниками.
– Мне нужно забрать еще двоих, – сообщил шофер, укладывая ее чемоданы.
Вскоре подошли остальные: юноша по имени Рубен, второкурсник, и новенькая, Матильда. Втиснувшись на заднее сиденье, все ехали молча, не зная, что сказать друг другу.
В темном холле с мозаичным полом их ждал Крис Маллони, полный театрального гостеприимства. На нем были все те же бесформенные твидовые брюки, грязно-белые теннисные туфли и серый свитер с воротником «поло», налезающим прямо на уши из-за короткой шеи. Надо всем этим возвышалась куполообразная лысина, которую венчала шерстяная кепка. Под тундрой нависших бровей весело блестели карие глаза. Поговаривали, что нос ему сломали еще в юности.
– Милые мои! – воскликнул он. – Добро пожаловать в Эксфорд!
Луиза, мимолетно прижатая к его объемистому, но неожиданно твердому животу, натянуто улыбнулась. В последнюю встречу он довел ее до слез, заставляя повторять одну и ту же фразу снова и снова и каждый раз объясняя, что у нее получается все хуже и хуже. В Лондоне к нему относились с благоговением, поскольку он, несомненно, добивался результатов. У Маллони было два главных оружия: напускной гнев и искренняя сентиментальность, и он пользовался ими на всю катушку.
– Экономка проводит вас в комнаты, – пообещал он несколько ироничным тоном, словно заключая этот титул в кавычки. – Экономка!
На зов тут же явилась какая-то женщина.
– Это Луиза, Рубен и…
– Матильда.
– …Матильда. А это миссис Ноэль Кастэрс.
Он произнес фамилию с некоторым пафосом, словно объявлял выход знаменитости. Миссис Кастэрс оказалась маленькой женщиной, похожей на птичку, с неряшливыми, выжженными перекисью волосами, в халате из голубого атласа, украшенного довольно грязным кружевом. В руке она держала листок бумаги.
– Милые, – произнесла она с явным акцентом, беспомощно вглядываясь в список. – Ах, да! Луиза! Вы будете жить с Гризельдой. Пойдемте!
Комната была маленькой, с двумя кроватями, двумя комодами и сервантом.
– Днем из окна открывается вид на море. Ничего?
Ее выцветшие задумчивые глаза блестели из-под огромных фальшивых ресниц синего цвета, казавшихся слишком тяжелыми, ненакрашенное лицо блестело.
– Сегодня моя кожа отдыхает, – пояснила она и удалилась, стуча домашними туфлями на высоких каблуках по темному полу, заляпанному пятнами цвета черной патоки.
Гризельда, судя по всему, уже приехала: на одном из комодов стояли баночки и бутылочки, а также фотография двух людей средних лет в одежде для тенниса. Дальняя от окна кровать явно занята – об этом свидетельствовали противогаз и шерстяной халат, лежащие на покрывале. В комнате было зверски холодно. С потолка свисала единственная лампа в потертом пергаментном абажуре – в постели не почитаешь. Настроение испортилось окончательно. Луиза достала из чемодана теплый свитер и отправилась на поиски ванной.
Дом казался бесконечным, как лабиринт, темные коридоры расходились минимум в трех направлениях. Наконец она увидела приоткрытую дверь и заглянула: в просторной спальне сидели три девушки.
– Я ищу какую-нибудь ванную.
– Единственную, – поправили ее. – И практически единственную уборную. Есть еще одна позади кухни, довольно мрачная, но там ужасно трудная затычка. Я покажу, – вызвалась самая бойкая из троицы, с веснушками на вздернутом носике.
– Меня зовут Бетти Фаррел, – представилась она по дороге. – В кухне немного теплее из-за плиты. Скоро будем ужинать. Я спущусь с тобой вниз и со всеми познакомлю.