Застывшее время

«Учитывая сложности со связью, – писал он, – я нахально предлагаю вам встретиться на Маркэм-сквер десятого января, в пятницу. Я посмотрел расписание поездов из Эксфорда: если повезет, вы приедете около трех. Если не сможете, напишите, тогда я позвоню вам из Лондона, и мы придумаем что-нибудь еще. Попытайтесь, милая Луизочка, – я так соскучился! Вы станете лучшим антидотом к моей теперешней жизни! В открытом море ужасно мокро: я просто счастлив, когда приходит время рухнуть в койку, и тогда лишь конденсат мирно капает на нос… Впрочем, довольно об этом. В мои обязанности входит просмотр почты, так что я уже практически эксперт в семейных и брачных делах. Иногда я думаю: а вдруг вы успели влюбиться в молодого смазливого актера? Надеюсь, что нет…»

Луиза написала, что приедет в пятницу. Вопрос про влюбленность она решила проигнорировать, поскольку сама толком не понимала, что чувствует – ни к нему, ни к Джею. У последнего вошло в привычку заявляться к ней в комнату в отсутствие Гризельды. Лежа рядом, он читал ей поэзию. Это Луизе нравилось, и когда чтение перешло в поцелуи и ласки, ей тоже понравилось, хотя не так, как она ожидала. Ей казалось, что поцелуй непременно означает влюбленность, однако то самое ощущение небесного блаженства, о котором она столько читала, так и не пришло. Ей нравился Джей; правда, она немного боялась его ироничного тона, утонченного словарного запаса, бледных, оценивающих глаз. Впрочем, порой он был с ней очень нежен, и когда страх отступал, где-то внизу словно распускались маленькие, невидимые лепестки. И все же при этом Луизу не оставляло странное ощущение, что тело существует отдельно, само по себе. Если закрыть глаза, то на месте Джея можно представить кого угодно – чьи угодно руки, пальцы, губы…

– Значит, ты меня любишь? – спросила она как-то вечером.

Повисла пауза. Джей приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.

– Что за нелепый вопрос, детка? А если бы я тебе такой задал?

– Я бы не возражала.

– Да, ты бы не возражала. По крайней мере, ты не притворяешься, голова у тебя не набита всякой сентиментальной чушью. Ты мне нравишься – что, полагаю, ты уже заметила. Если бы ты не была закоренелой девственницей, я бы тебя поимел.

– Как это?

– Ну, трахнул. Хотя, боюсь, – добавил он, не дождавшись ответа, – ты либо придешь в ужас, либо выдашь такую реакцию, которая меня не устроит, так что и пытаться не стану.

Джей подобрал «Новый стих» Джеффри Григсона и прочитал:

Энни Макдугал пошла за водой, потеряла
                                              в траве косынку,
Проснулась под звуки венского вальса —
                                   кто-то крутил пластинку.
Ни к чему нам девицы, и культуры не нать —
                                        нам и своей хватает.
Нам подавай покрепче шины, да дьявол
                                               пусть их латает.

И так далее, до последней строки:

Все без толку, мой свет, все без толку, малыш,
Спину гни дотемна, а получишь шиш.
Барометр падает каждый час, падает год от года,
Но если разбить дурное стекло, тогда не узнаешь
                                                            погоду[21]

.

Не сказав ни слова, он пролистал страницы журнала и продолжил:

Внешностью Бог не обидел,
В колледже был образован,
Деньги в надежном банке,
В чем же я разочарован?
Словно мне принадлежит вчерашний мир.

Для смутного беспокойства

У вас есть все основанья,
И вы совершенно вправе
Ощущать разочарованье —
Вам и впрямь принадлежит вчерашний мир[22].

Захлопнув журнал, Джей взглянул на Луизу.

– Вот видишь? Если хочешь иметь представление о том, что в мире делается, читай современных поэтов – уж они-то знают.

– Это все сочинил один и тот же человек?

– Нет. Первое стихотворение написал Луис Макнис, второе – У. Х. Оден. Ты должна была о них слышать, хотя что-то сомневаюсь…