Вчера у Полли был день рождения, довольно скучный. С другой стороны, шестнадцать – это все же лучше, чем пятнадцать, – так я ей и сказала. По крайней мере, прошел еще один год на «ничейной земле». Полли говорит, что война все портит. Я начала было возражать, но потом вспомнила о… ну, об отце и вообще – пришлось согласиться. Дядя Эдвард говорит, что боевой дух на высоте, но это совсем не обязательно повлияет на исход дела. Мисс Миллимент со мной не согласилась. Я ей говорю: возьмите хоть «Атаку легкой кавалерии», а она мне: мол, пусть это было безрассудно, зато им все-таки удалось подавить русские пушки. Мой дух совсем не на высоте, но об этом говорить не принято. Ну так вот, день рождения Полли: миссис Криппс испекла кофейный торт – мой любимый, хотя ей больше нравится лимонный, но лимонов сейчас не достать. Зоуи подарила ей миленький голубой джемпер, Лидия сшила лавандовый мешочек, правда, лаванду взяла прошлогоднюю – колется и не очень-то пахнет. От Брига она получила фунт, от бабушки – серебряную цепочку. Мисс Миллимент вручила ей «Большие надежды», а я – стеклянную шкатулочку с огромными бабочками – наверняка ужасно редкие и ценные – для ее домика, я их купила в Гастингсе. Тетя Сиб и дядя Хью подарили серебряные часы с ее инициалами. Невилл хотел отдать ей ту несчастную белую мышь, с которой он сбежал, хотя утверждает, что это не та самая, а одна из ее деток. У него в школе мыши вышли из моды, так что не придется за нее платить. Совершенно бездумный подарок – я ему так и заявила. Тогда он выпустил ее в сад и отдал Полли лупу, которую ему подарил отец. Я сказала, что она будет ценить и беречь подарок, потому что он – папин, а он возразил – не папин, а евонный (тут я цитирую Невилла – я-то знаю, что правильно говорить «его»). Впрочем, неважно – все равно молодец. Тетя Вилли подарила ей красивую сумочку из настоящей кожи, а Луиза прислала книгу «Новый стих» – только мне кажется, Полли не станет ее читать, потому что она разрешила взять насколько захочу. Я думаю, мой подарок – самый лучший. Злюка и Бяка – хотя, наверное, в дневнике нужно писать «двоюродные бабушки» – подарили ей вечернюю сумочку из бисера, коричневую с золотым. Правда, куда она с ней пойдет посреди войны? И еще мешочек для ночной сорочки, расшитый розами, – жуть! Полли надеется, что он износится до того, как она обзаведется своим домом – он ведь ни к чему не подойдет. Уиллс вручил ей охапку ромашек и два камешка. Мой подарок стоит пять шиллингов, хотя ей я, конечно, не сказала; наверное, самый дорогой из всех, что я дарила. После ужина мы играли в «Последствия», и я вспомнила папу: он всегда рисовал ужасно смешные фигурки. Наверное, и другие вспомнили, но промолчали. О нем вообще перестали упоминать – и я тоже, потому что едва я затрагиваю эту тему, все сразу смущаются и начинают говорить добрыми голосами, и я понимаю, что они считают его погибшим. Однако у меня на этот счет свои соображения: на самом деле он вовсе не погиб, а работает шпионом во Франции. Я рассказала Полли – она тоже думает, что это вполне возможно. Потом я поделилась с бабулей, после того, как мы сыграли девятую симфонию – ту самую, с вокалом, – и она ответила – не исключено. Правда, мне показалось, что она все равно не поверила. Когда я убрала ноты, она сказала: «Иди сюда, сокровище мое» и крепко обняла. Тогда я спросила: «Ты мне не веришь?» – а она ответила: «Я верю, что ты в это веришь, и я бесконечно тобой восхищаюсь». Приятно, честно говоря…
