Застывшее время

Луиза пообещала. Затем она справилась о здоровье бабушки. Мать сказала, что та чувствует себя неважно.

Наконец Вилли решила закончить беседу – все-таки междугородний звонок, – и Луиза вздохнула с облегчением: разговор никак нельзя было назвать приятным.

В субботу вдруг оказалось, что время безмятежности истекло: к полудню понедельника Майкл должен прибыть на корабль. Мать собиралась поехать в Лондон и провести с ним последний вечер.

– Ты же понимаешь, правда? – спросил Майкл. – Она хочет побыть со мной, ведь одному Богу известно, когда еще меня отпустят…

– Да, конечно, – рефлекторно откликнулась Луиза, даже не особенно задумываясь над этим.

Он взял ее лицо в ладони и поцеловал – на этот раз в губы, нежным, успокаивающим поцелуем.

– Ах, Луиза, иногда мне эгоистично хочется, чтобы ты была хоть чуточку постарше… Что же ты собираешься делать? – спросил он ее позднее.

Об этом она не подумала. Стали проверять расписания поездов: выяснилось, что в воскресенье в Девон уехать не удастся – придется провести ночь в Лондоне. Она позвонила Стелле, но ее мать ответила, что та в Оксфорде у друзей до вечера понедельника. Луиза постеснялась напрашиваться к Роузам без Стеллы. Тут она вспомнила, что родители периодически останавливаются в квартире на Лэнсдаун-роуд. Она позвонила домой и попросила разрешения там переночевать. Мать ушла спрашивать отца. Вскоре тот подошел к телефону и сказал, что ей ни в коем случае нельзя оставаться одной в Лондоне: он встретит ее на вокзале и отвезет ужинать. В котором часу она приезжает? Разговор происходил прямо перед Майклом. Разумеется, тот слышал веселый, громкий голос отца и тут же подсказал ей время. Луиза механически повторила.

– Ладно, до встречи! – И отец повесил трубку.

– Ну вот и отлично! – воскликнул Майкл. – Теперь я не буду за тебя переживать.

Луиза промолчала: именно этого она и боялась, однако выхода не было.

Она так давно избегала оставаться наедине с отцом, что причины уже размылись и поблекли: страх постепенно перерос в неприязнь. Луиза старалась просто не думать об этом. Теперь же она почувствовала себя в мышеловке, забытый страх медленно поднимался со дна холодной мутью, и никак не получалось его задавить.

Прошел день. За чаем Цинния велела принести рисунки, «чтобы мы выбрали лучший и решили, как ты хочешь их обрамить, милая».

Всего Майкл нарисовал четыре портрета Луизы: два карандашом и два чернилами (сепия и черный). Лучший должен был принять участие в следующей выставке Майкла, которую организовывала леди Ци. Комплименты, удовольствие находиться в центре внимания – все было омрачено: Луизе хотелось уцепиться за них, растянуть день в вечность, просить, чтобы ее оставили здесь, с ними, в покое и безопасности…

– Мне кажется, чернила, – размышляла вслух леди Ци.

– Ни один толком не вышел, – возразил Майкл. – В следующий раз постараюсь получше.

– А когда будет следующий раз? – неожиданно воскликнула Луиза. Все посмотрели на нее, и по выражению лица матери она догадалась, что ляпнула глупость.

– Скоро, я полагаю, – легко отозвался Майкл, и она поняла, что ответ предназначался не ей.

В последний вечер – за ужином никого посторонних, лишь они вчетвером – для Майкла приготовили все его любимые блюда.

– Как будто я возвращаюсь в школу! – воскликнул он при виде пирога с патокой.

– Ах, милый, если бы… – отозвалась его мать, и только тут Луиза поняла, что та страшно боялась за сына, что мысль о его внезапной гибели казалась ей одновременно ужасной и невозможной, ведь семья жила словно бы в меловом круге, где ни с кем ничего не случалось…

После ужина пили кофе в библиотеке. Подали шоколадные конфеты. Майкл раскусил одну и воскликнул:

– Ой, фу, марципан!

– Отдай мне, – велела мать.

Ее снова попросили исполнить партии из Джульетты и Офелии. От собственной Офелии она не выдержала – прослезилась, и зрители нашли, что так даже лучше.

Когда они поднялись наверх, Майкл очень тихо спросил:

– Можно я зайду и пожелаю тебе спокойной ночи?

Луиза кивнула.

У себя в комнате она разделась и некоторое время размышляла – стоит ли надеть сорочку Эрнестины, однако, взглянув на нее, решительно переоделась в свою старую хлопковую. Почистив зубы и расчесав волосы, она села на краешек постели и принялась ждать, все больше нервничая.

Он вошел, присел рядом, обнял ее и долго сидел так, не говоря ни слова, затем слегка отстранился.

– Ты так молода, что это меня останавливает.

Луиза выжидательно уставилась на него, внутренне не соглашаясь с этим утверждением.

– Я лишь хотел попрощаться. Завтра мы уже не сможем остаться наедине: сначала моя мама, потом твой отец. Я хочу поцеловать тебя на прощанье.

Она легонько кивнула. Он снова обнял ее и поцеловал, пытаясь раздвинуть губы языком. Ей это совсем не понравилось, но, желая ему угодить, она не стала сопротивляться.

По прошествии, как ей показалось, довольно долгого времени Майкл тихонько застонал и отпустил ее.

– Мне лучше уйти, а то я зайду слишком далеко. Спокойной ночи. Пиши. Спасибо, что скрасила мой отпуск.