Однако в глубине души Полли ощущала, что ничего не «ладно»: ей не удалось спокойно обсудить разногласия с двумя очень важными для нее людьми. И хотя она зачастую с презрением наблюдала, как ее родители и их сверстники говорят друг другу совсем не то, что думают, где-то на задворках сознания постепенно зарождалась неприятная мысль: а что, если взаимный обман, секреты, утаивания – неотъемлемая часть человеческих отношений? Если так, то у нее, похоже, с ними не сложится…
Однако в Грушевом коттедже с «человеческими отношениями» все обстояло еще хуже: Лидия скандалила с матерью, которая отчего-то злилась сильнее, чем того предполагал заявленный повод (как и многие взрослые).
– А что я поделаю – ты сама спросила: «Правда же, будет здорово?», вот я и отвечаю – нет, неправда!
– Тебе же нравилось с ней играть!
– Нет, – ответила Лидия, задумчиво подбирая выражение. – Не нравилось, я ее просто терпела.
– Не понимаю, чем она тебе не угодила!
– А тебе бы понравилось водиться с воображалой, которая строит из себя паиньку и вечно хвастается подружками с бассейнами, а потом крадет чужой одеколон и мажет им свои прыщи? К тому же у нее изо рта воняет! – добавила Лидия. – Если уж мириться с дурным запахом изо рта, то я бы предпочла кого поинтереснее, например тигра!
– Так, все! Хватит! Не желаю больше слышать ни слова о Джуди!
– Я тоже!
И так далее…
Полли взяла Уиллса на руки. Он заморгал ресничками и заговорщицки улыбнулся.
– Лидия! Вон из комнаты! Я кому сказала! Сейчас же!
После ее ухода тетя Вилли раздраженно пробормотала:
– Джессика может приехать в любое другое время! Маме вообще все равно, когда мы ее навещаем, – она нас даже не узнает! Нет, ее просто бесит, что ее друзья приезжают сюда без нее!
Сибил, к которой относились эти фразы, оторвалась от глажки штанишек Уиллса и ответила:
– Может, просто в эти выходные удобнее Реймонду? Полли, если ты собралась купать Уиллса, иди, не задерживайся.
Будь Полли моложе, она бы подчинилась неохотно, поскольку взрослые явно затевали очень интересный разговор. Теперь же она лишь изобразила неохоту – пусть не думают, что человеком можно запросто помыкать! На самом деле она понимала, что разговор будет все такой же скучный, только по-другому. В приватных беседах за закрытыми дверями менялась не тема, а чувства говорящих, которые, по какой-то непонятной причине, нужно скрывать от детей. С Уиллсом гораздо лучше, хоть он и сразу дал понять, что не желает мыться: сорвал с себя одежду и побросал в ванну, потом залез на сиденье унитаза и спустил воду. Выудив из ванны крошечные серые носки, комбинезончик (карманы которого оказались набиты шишками и мамиными заколками), рубашку и сандалики, она попыталась перенести туда Уиллса, однако он поджал ноги и обхватил ее шею ручонками, словно клещами.
– Неть! – завопил он. – Грязный! Уиллс грязный!
Изо рта у него пахло карамельками.
– Никачу ванну, – объяснил он спокойнее. В конце концов ей пришлось лезть в ванну самой и мыть его по частям, исподтишка, пока он сидел, погруженный в раздумья, периодически ударяя ладошкой по воде и чуть не ослепляя Полли. Потом, когда они вытирались, Уиллс заставил ее петь колыбельную десять раз подряд. К тому времени, когда мать принесла ему ужин, Полли окончательно вымоталась.
– Мам, кто приезжает на выходные?
– Какие-то музыканты, друзья Джессики и Вилли по фамилии Клаттерворты. Кажется, его зовут Лоренцо, а ее – не знаю.
– Лоренцо Клаттерворт? Не может быть! Звучит как в книжке!
– Да, пожалуй… Или в плохой пьесе. Милая, когда ты последний раз мыла голову?
– А зачем тебе?
– Не огрызайся, пожалуйста. Затем, что она у тебя грязная.
Вернувшись в Большой дом, Полли отправилась на поиски Клэри, однако из гостиной донеслись звуки граммофона: слушали Бетховена, а значит, у Клэри с бабушкой музыкальный час, и ее там не ждут. Тетя Рейч еще не вернулась из Лондона. В утренней гостиной двоюродные бабушки слушали радио: они не пропускали ни одной сводки новостей, а потом яростно спорили по каждому слову. Нет, к ним тоже лучше не соваться.