Затаившееся во времени. Тысячелетняя тайна

      Симион прищурился, однако тут же пошатнулся и попытался схватиться за что-нибудь. Перед глазами его все поплыло.

– Что за пойло ты мне дала?! – крикнул он и резко схватил колдунью за руки. – Ведьма! – он замахнулся, собираясь ее ударить, но вместо этого покачнулся и повалился на каменный пол.

      Глэдис судорожно выдохнула, отступила к шкафу и дрожащей рукой открыла дверцу, бросив через плечо:

– Выходи.

      Владимир выбрался наружу и увидел неподвижное тело брата.

– Что ты с ним сделала? Ты его…

– Да спит он, – пояснила Глэдис. – Ты просил что-то сделать. Я сделала.

– И что дальше? – Владимир опустился на колени возле брата. – Он проснется и убьет нас обоих.

– Пусть попробует. Я колдунья, а не лекарь. Безумие я не лечу.

– Помоги мне его перенести на кровать. Сколько он проспит?

– Всю оставшуюся ночь. Может, до полудня. Зависит от человека. Симион может проснуться раньше. – Глэдис нервно взглянула на спящего Гауса. – Проспал бы он подольше. – Она помогла Владимиру перенести наследника на кровать. Потом осторожно заметила: – Я знаю, ты любишь его ничуть не меньше Фредрика…

      Владимир опустил голову брата на подушку и резко взглянул на колдунью.

– Мне вот интересно, – тем временем продолжала она, – а Фредрик воспользовался бы моментом, убил бы Симиона, окажись он сейчас здесь, прямо в этой комнате? Когда Симион беспомощен.

– Фред не убийца, – возразил Владимир.

– Может, ты плохо его знаешь? Уверена, у графа свои «скелеты в шкафу». Не бывает простых верховных стражей. В каждом из них жил и живет свой убийца. Я – мглистый маг. В наших кругах опасаются стражей. К тому же таких сильных, как Фредрик. Его боятся…

– Мглистым магам стоит его бояться, – кивнул Владимир. – И я знаю его достаточно хорошо. Учти, я люблю Симиона, но не позволю тебе говорить плохо о Фредрике.

– Я бы на твоем месте решила, наконец. Графство или Океания? – она вопросительно взглянула на принца. – Фредрик или он? – Колдунья указала на Симиона.

– Замолчи, – прошептал принц. Он ненавидел, когда речь доходила до этой темы.

– А как Фредрик относится ко всему этому?

– Замолчи! – на этот раз уже крикнул Владимир.

– В таком случае, сам разбирайся с братом! – ядовито сказала колдунья и выскользнула за дверь, оставив Владимира со спящим Симионом.

      Юный принц закрыл за Глэдис дверь и огляделся. В комнате какое-то время было слышно лишь ровное дыхание Симиона и свист ветра.

      Владимир склонился над Симионом, заметив: – А ты… знать бы, кому ты душу продал. И главное, за что.

      Неделя в графстве… Лундес назвала этот срок, полагая, что успеет окрепнуть, освоиться и придумать план, а также изучить магию тайны в посохе и понять, как именно действовать, исходя из новых открытий. Однако неделя пролетела довольно быстро, и все это время эльфийка безуспешно орудовала магией посоха, часами вглядывалась в пространство, но так ничего нового и не узнала.

Фредрика она почти не видела. Должно быть, они оба устали друг от друга. Граф много времени проводил в храме с небольшим отрядом стражей, порой она видела его вместе с Констаром или отцом, иногда с придворными. Бывало, что граф блуждал по территории замка в полном одиночестве. Про Лундес, конечно же, не забыли. За ней приглядывали другие, но никто не мешал ей жить. Наверное, потому, что Трифон куда-то запропастился. «Старые знакомые» избегали ее.

200 лет спустя

      «Я помню один странный вечер, – писала она Тэасу. – Под конец той самой недели. Весь день я провела за тренировками. Отрабатывала удары посохом. Конечно, было бы неплохо научиться сражаться чем-нибудь еще, но я не хотела просить кого-то учить меня. Главное, что к вечеру я была дико уставшая и рано легла в постель. Тогда меня и охватили те странные ощущения. Словно приступ необъяснимой паники. Признаюсь, я очень испугалась. Тут же подумала о магии посоха, силе врага. А ведь я старалась почти не использовать ее. Только для изучения и только под присмотром стражей.

      Снаружи шел ливень. Осенью они были не редкостью, да и кого они могли напугать? В Астании стихия, бывало, свирепствовала месяцами, так что я была привычна к этому с детства. Но тогда каждый резкий звук, будь то раскат грома или шуршание деревьев за стеной, заставлял меня вздрагивать, широко раскрывать глаза и плотнее кутаться в одеяло. Мое состояние настораживало меня. В самом деле, представь, Тэас, я стала опасаться даже теней в покоях. Ни о каком сне и речи не шло. Когда я прикладывала ладонь к сердцу, мне казалось, что оно вырвется наружу, если не перестанет биться так сильно. В конце концов, я рывком откинула одеяло, встала и решительно направилась одеваться. Мне хотелось спать. Нет ничего хуже состояния, когда ты хочешь спать, но не можешь».

200 лет назад