Затаившийся

– Ваш свидетель – старый пердун, – рычит он. – Видел я его по телевизору. Очки толщиной с банки из-под колы.

Я не перебиваю его. У Акселя Беккера хватает проблем, но зрение не входит в их число. Несмотря на очки.

– Почему вы меня не слушаете? – спрашивает Фрэнк.

Слушать – это половина моей работы.

– Я внимательно вас слушаю, – заверяю я. – Честное слово.

– Он паршивый человек. Но очень много о себе мнит. Наверняка нанял кого-то. Адам вечно бахвалится, что подчиненные выполняют за него всю работу.

– Я проверю, – говорю я, пытаясь завершить неприятный разговор.

– Очень на это надеюсь, – говорит Фрэнк, наконец-то переводя дыхание. – Очень надеюсь.

На первый взгляд рассказ Фрэнка и впрямь звучит тревожно. Весьма тревожно. Но я знаю, что горе и стресс вызывают в людях самые разные, порой необъяснимые реакции. Когда я вернулась домой в тот день, мама подстригла мне волосы почти под корень, потому что ей казалось, что именно они привлекли Альберта Ходжа. Следующие два года я ходила со стрижкой под мальчика. Даже после того, как я оправилась, мама навсегда застряла в фазе «что могло бы быть». Трагедия высосала все соки из женщины, которая до того момента жила полной жизнью. Всю радость. Всю любовь. Словно раковая опухоль.

* * *

Еще до полудня приходит сообщение от доктора Кольер, которое подтверждает то, что я уже знаю, и добавляет кое-что новое. Софи избили до смерти тупым предметом. Она погибла в субботу. Время, проведенное в холодной воде, не позволяет определить точнее. В ее вагине нашли ДНК убийцы. Но, насколько известно патологоанатому, образец еще не успели проанализировать.

В лаборатории очередь, напоминает Кольер в сообщении. Но, думаю, через пару дней вы получите результаты.

А вот результаты токсикологии оказались готовы. В крови Софи не обнаружили никаких наркотических веществ, зато нашли большую дозу дифенгидрамина, известного так же как димедрол.

Я записываю дозировку.

Адам упоминал, что Софи простудилась, так что в димедроле нет ничего удивительного. Результаты токсикологии подтверждают его рассказ. А вот кое-что другое не сходится.

Я поднимаю трубку стационарного телефона и звоню доктору Кольер.

– Здравствуйте, детектив, – отвечает она.

– Доктор, спасибо за сообщение. ДНК еще не опознали?

На заднем плане играет музыка. Веселая. Что-то из раннего творчества Кэти Перри, кажется.

– Еще нет, – отвечает Кольер.

– В вашем отчете сказано, что ее желудок был практически пуст.

Кольер убавляет громкость музыки.

– Да, так и есть, – говорит она. – Позвольте, я проверю. Одну секунду.

Вскоре она возвращается к телефону:

– Все верно. Пусто. Ничего, кроме нескольких семян кунжута. Все чисто.

– Когда она ела в последний раз? – спрашиваю я. – Вы можете определить?

– Сложно сказать. Девушки в Сиэтле вечно сидят на каких-то диетах. Я бы предположила, что она не ела по меньшей мере двенадцать часов. И не пила. Она была слегка обезвожена.

– Она не ела сэндвич? – спрашиваю я, вспоминая слова Терезы о том, что она нашла в холодильнике. – Вечером накануне похищения?

– Да, я так и сказала. Она ничего не ела.

Я благодарю доктора, и мы заканчиваем разговор, после чего мне с трудом удается побороть искушение уронить голову на стол.

Софи не ужинала вечером перед убийством, хотя купила продукты в Худспорте.

Адам говорил, что они поужинали, выпили вина и посмотрели фильм. На следующее утро только Адам и Обри ели вафли на завтрак.

Я пытаюсь придумать правдоподобное объяснение. Может быть, у Софи из-за простуды пропал аппетит? И сама не знаю, зачем это делаю.

Я детектив. Мне нужно задать этот вопрос единственному человеку, который сможет дать ответ. И мне нужно сделать это как можно скорее.

28 Адам

Директор бюро похоронных услуг пребывает в растерянности. В замешательстве. Кажется, замешательство – стандартное выражение лица для этого низенького, пухлого человечка. Запах кофе вырывается у него изо рта, как пар из гейзера.

– Родители вашей жены хотели зайти и выбрать гроб, – говорит он. – Чтобы помочь вам с непредвиденными расходами.

– При кремации гроб не требуется, – отвечаю я. – Разве не так?

Я прекрасно знаю ответ. И я знаю, чего добивается мой бывший тесть. Еще я знаю, что Джеймс Дикон пытается вытрясти из меня как можно больше денег.

Я ничего не имею против гробов. Не вижу смысла настаивать на кремации. Многие мои коллеги твердят, что кремация намного лучше обычного захоронения: дескать она не вредит окружающей среде. Как типично для Сиэтла! На самом деле кремация попросту дешевле. Стремление сэкономить тоже типично для Сиэтла, хотя мои приятели из других штатов ни за что в это не поверят. Они думают, что мы купаемся в деньгах и живем в домах стоимостью в миллион долларов. Отчасти они правы. Недвижимость здесь действительно дорогая. В другом городе точно такой же дом стоил бы в десять раз меньше.

– Послушайте, – говорю я, – моя жена знала, чего она хочет после смерти. Я намерен исполнить ее волю.

– Она упомянула об этом в завещании?