Я не защищаю Адама, хотя какая-то часть меня этого хочет. Я могла бы напомнить Монтроузу про Акселя Беккера, на что тот возразил бы, что Беккер стар и полуслеп. Я могла бы упомянуть Обри, но мой напарник сказал бы, что она всего лишь ребенок и сама не знает, что видела.
Но я этого не делаю:
– Мы всегда ищем доказательства, Монтроуз. Да, мы не можем полностью избавиться от предубеждений, но мы никогда не позволяем им затмить истину.
– Такое предубеждение будет нелегко преодолеть, Ли.
– Если бы мой отец изнасиловал соседского ребенка, думаешь, я бы стала молчать?
Он качает головой:
– Это не то же самое.
– Еще как, – говорю я. – Ты же меня знаешь. Ты знаешь, я бы не стала защищать кого-то, кто причинил вред другому человеку. Ни за что. Серьезно. Ты же это знаешь, так?
Монтроуз какое-то время молчит. Он знает, что я права. Я знаю, что он знает меня. Мне немного больно от того, что он заговорил о моем прошлом в таком духе, будто я стала бы скрывать правду об ужасном преступлении.
– Да, – говорит он, – я знаю. Но я не единственный, кто будет сомневаться, действительно ли ты выкладываешься по полной.
– Шериф тоже меня знает.
Монтроуз пожимает плечами:
– Все любят посплетничать. А некоторые принимают сплетни за чистую монету.
– Я с этим разберусь, если будет нужно, – говорю я. – Ладно?
– Хорошо, – говорит он. – Но сначала нам нужно разобраться кое с чем еще.
– С чем же?
– Провести нормальный допрос Адама Уорнера. Лучше всего сегодня. Позвонишь ему или лучше я?
– Я позвоню, – говорю я. – Без проблем. Что-то еще?
Не дав ему возможности ответить, я вынимаю папку с делом:
– Пора за работу.
– Лаборатория запаздывает с анализами, – говорю я. – Доктор Кольер думает, что придется подождать. Убийство в округе Мейсон для них не самая срочная работа.
– Зря, – говорит Монтроуз.
Пока мы обсуждаем список дел, я чувствую, как атмосфера в кабинете постепенно светлеет. Напряжение исчезает. Мы сосредоточились на том, что действительно нам поможет.
– Давай посмотрим, – говорю я, проводя пальцем по спешно накарябанным заметкам. – О, точно, у меня остался пропущенный вызов. Даже несколько. И все от Линды Ландан.
Монтроуз кривится.
– Не надо, – говорит он.
– Не волнуйся. Я направлю ее в отдел по связям с общественностью, пусть они разбираются. Само собой, – добавляю я, – давать интервью еще рано.
Для меня это стало важным уроком. В ходе расследования убийства Кэти Райнхарт я слишком рано дала интервью. Это оказалось большой ошибкой. Я заявила, что мы наверняка раскроем преступление. Зря. Нельзя обещать то, чего не сможешь выполнить. Папка с материалами по делу до сих пор лежит на комоде у меня за спиной. Она будет оставаться там, пока я не добьюсь правосудия. Я вижу ее каждое утро, когда вешаю куртку или убираю сумочку.
В нашем участке работает не так много народу. Округ Мейсон огромен, и его небольшое население разбросано по самой живописной северо-западной местности, какую только можно представить. Пейзажи как на открытках. Над важными делами мы с Монтроузом стараемся работать вместе. Но мы распределяем отдельные задачи между собой. Сейчас он займется Джимом Койлом, нашим главным подозреваемым, а мне предстоит позвонить Адаму и Фрэнку Флинну, бичу моей жизни. Мне так не хочется звонить Адаму, что я решаю начать с его тестя.
– Я рассчитывал, что вы перезвоните раньше, – рявкает он, едва подняв трубку. – С местными защитниками правопорядка явно что-то не так, раз они забывают о семьях погибших.
– Здравствуйте, мистер Флинн.
Он пытается меня разозлить, но я не обращаю на это внимания.
– Вы хотели о чем-то со мной поговорить? – спрашиваю я, занося ручку над бумагой.
– Он стирает Софи из своей жизни, – говорит Фрэнк. – Избавляется от всего, что было для нее важно.
Я не понимаю:
– Мне нужны подробности. Пожалуйста, помедленнее.
– Еще чего, – говорит он. – если я замедлюсь, вы с вашим бесполезным напарником провалите это дело так же, как провалили убийство Кэти Райнхарт.
– Что вы подразумеваете под «стирает Софи из своей жизни»?
– Ее вещи, – говорит он, почти выплевывая. – Он вынес из дома все, что представляло для нее ценность. Мы видели это своими глазами. Он вернул нам фотографии и прочие памятные безделушки. По-настоящему ранил этим Хелен. Я серьезно. Ему будто не терпелось избавиться от ее имущества, так же как он избавился от самой Софи.
– Может, напоминания причиняют ему боль.
Не стоило этого говорить.
– Знаете, что причинило боль мне? – горько отвечает Фрэнк. – Вид моей дочери в морге.
Да, это была ужасная ситуация. И отец Софи умудрился сделать ее еще хуже.
– Простите, – говорю я. – Я понимаю, что все это очень тяжело.
Фрэнк делает глубокий вдох. Готовится к тираде. Мне его не переубедить.
– Знаете, что е
– У нас есть свидетель, сэр, – напоминаю я. – Он видел Адама в лодке вместе с вашей внучкой.
Фрэнка это не волнует.