Затаившийся

Марси Тиберри работает моей помощницей уже три года. Она на десять лет моложе меня и напоминает мне ту, кем я была когда-то. Она амбициозна, но не чрезмерно. Она относится к подчиненным с тем же участием и добротой, как и к тем, кто может поспособствовать ее карьере. Она так очаровательна, что я, наверное, действительно порадуюсь за нее, если она получит повышение. Она не станет идти по головам, как делала я. Я этим не горжусь. Марси предсказуема и надежна. В такой фирме, как наша, эти качества встречаются нечасто и редко соседствуют.

Она входит в мой кабинет со стопкой папок в руках. Черные папки, совсем как ее повседневная одежда. Она опускает их на стол.

– Кошмарные пробки, – говорит она. – Простите, что опоздала.

– Я даже не заметила, – говорю я, хотя, разумеется, это не так.

– Джексон всю ночь не спал, – добавляет она, как будто одного оправдания было недостаточно.

Кое в чем мы различаемся. Во-первых, у нее есть сын. Во-вторых, она назвала его Джексоном. Если Господь Бог или врач подарит мне ребенка, я никогда не дам ему такое простое имя. Я мечтаю назвать сына Николасом или Александром, а для дочери прекрасно подойдет имя Кэтрин – в честь моей бабушки.

Если у Марси родится дочь, она наверняка назовет ее Амбер. Подходящее имя для семьи, вышедшей из низов общества, и, к тому же, соответствует цвету волос, который девочка непременно унаследует от матери. У Марси ярко-рыжие волосы. Она коротко их стрижет, и, как ни странно, это выглядит современно, а не глупо. У нее идеально белая кожа. Никому и в голову не придет, что она недавно родила. От выступающего живота не осталось и следа благодаря тяжелой работе, хорошим генам или утягивающему белью. Может быть, всему сразу.

Я молча сижу за столом, пока она дважды зовет меня по имени.

И в третий раз:

– Кристен?

– Ох. Да? – отзываюсь я. Опускаю голову, глядя на экран ноутбука.

– Вы в порядке?

– Все хорошо.

– Ладно, – говорит она, раскрывая верхнюю папку, самую толстую. – Давайте обсудим показания Брэдфорда. Как вы на это смотрите?

– Прости, – говорю я, едва отрывая глаза от компьютера. – Я не в порядке, Марси.

Я чувствую, как начинаю трещать по швам. Хорошо, что дверь закрыта и со мной только Марси, а не кто-то, кто мог бы воспользоваться моей минутной слабостью.

Она наклоняется ближе. Я чувствую запах ее духов. Гардения. И тонкая пряная нотка.

– В чем дело, Кристен? – ее глаза полны озабоченности.

Думаю, искренней озабоченности. Хотя, должна признать, мне доводилось изображать подобный взгляд в зале суда вне зависимости от того, что я на самом деле думала о своем клиенте и его прегрешениях.

Мои глаза наполняются слезами:

– Я не хочу об этом говорить.

– Что-то случилось? – спрашивает она, обходя стол. Она кладет руку мне на плечо. – Это из-за вашей семьи?

Конечно, это ее первое предположение. Типично для матерей. Если вы не можете зачать и вам хватило глупости поделиться этой проблемой, они всегда будут думать об этом. Что источник всех ваших бед – ребенок.

Которого у вас нет.

И не будет.

Который есть у них.

– Нет, – отвечаю я наконец. – Мне просто страшно, Марси.

– Отчего?

– Я не могу об этом говорить.

– Конечно, можете, – говорит она. – Вам явно нужно выговориться. Вы страдаете.

Я аккуратно отстраняю ее и поворачиваюсь к огромному окну, выходящему на Пьюджет-саунд. Я знаю, что она увидит страницу, открытую у меня на компьютере, и сделает неизбежный вывод.

– Это дело все еще не раскрыли? – говорит она, заметив статью «Сиэтл Таймс» об убийстве молодой матери на Худ-Канале. – Должно быть, для вас это большая травма. Оказаться рядом с местом такой ужасной трагедии.

Марси и впрямь предсказуема.

Я смотрю, как белые облачка плывут над серо-синими водами залива.

– Марси, – говорю я, – я беспокоюсь… и боюсь.

– Боже, Кристен, вы и меня пугаете. В чем дело?

Я медленно поворачиваюсь к ней:

– Даже не уверена, как объяснить, но…

– Но? Что вы хотите объяснить?

В зале суда такие моменты в шутку называют «звездным часом Перри Мейсона» – невероятное откровение, сопровождающееся аханьем со стороны присяжных.

– Я боюсь, что Коннор в этом замешан.

Раздается традиционное аханье. Со стороны Марси.

Ее глаза расширяются.

– Что вы имеете в виду?

Я рассказываю ей про кровь на простыне. Про песок на ботинках Коннора. Про то, что он не помнит, что делал в тот день. Про то, что я не видела его после того, как мы приехали в коттедж.

– Он был пьян в стельку, так что я уложила его в постель и закрыла дверь, – объясняю я, раскрывая некоторые подробности моей жизни с Коннором.

Марси знает, что он порой пьет, но не подозревает, какие проблемы с алкоголем были у него раньше. Да и сейчас тоже.

– Это еще ничего не значит, – говорит она, пытаясь меня успокоить.

– Я знаю, – отвечаю я. – Я хорошо знаю Коннора, но даже он не знает, что случилось после того, как мы приехали в коттедж. Он наводит меня на мысли о том, что натворил что-то спьяну, и это сводит меня с ума.

– Понимаю, – говорит она. – Но, простите за прямоту, это не стоит того, чтобы сходить с ума.

Я пытаюсь взять себя в руки и улыбаюсь в ответ.