ЗАТЕМ

И тут на память Дайскэ пришёл его последний разговор с отцом о женитьбе. Отец грозил Дайскэ всякими неприятностями, причём не прямо, а намёками, и всё потому, что между ними не было доверия. Дайскэ не считал безнравственным думать об отце дурно. Он ничуть не удивился бы, приведи отец свою угрозу в исполнение.

С такой же антипатией относился Дайскэ и к Хираоке, только более снисходительно. Старшего брата Дайскэ любил, но и ему не верил. Искренность и доброту невестки приписывал её житейской неопытности.

Словом, ко всем окружавшим его людям Дайскэ относился в высшей степени пренебрежительно. Обострённая чувствительность уживалась у него с самоуверенностью. Он ясно это сознавал. И вдруг в нём шевельнулось чувство, похожее на беспокойство. Быть может, это результат физического состояния? И Дайскэ прибег к испытанному средству. Поставил у изголовья ландыши, которые ему привезли с Хоккайдо, и лёг спать.

Спустя час он открыл глаза и некоторое время неподвижно смотрел в одну точку, не шевельнув ни рукой, ни ногой, будто мертвец. Но тут почувствовал, что по шее у него ползёт муравей, и быстро его придавил. Затем взял двумя пальцами и стал разглядывать. После этого щелчком его отбросил и встал.

С муравьями, которые ползали по ноге, Дайскэ расправился тонким разрезным ножом из слоновой кости и хлопнул в ладоши. Вошёл Кадоно.

— Проснулись? Чаю хотите?

Запахивая халат на груди, Дайскэ безразличным тоном спросил:

— Никто не приходил, пока я спал?

Кадоно так же равнодушно ответил:

— Приходили. Супруга Хираоки-сан. А как вы догадались?

— Почему же ты меня не разбудил? — воскликнул Дайскэ.

— Уж очень сладко вы спали.

— Всё равно надо было разбудить, раз гости пришли, — рассердился Дайскэ.

— Это верно, но… Госпожа Хираока не велела будить.

— А что она сказала? Зайдёт ещё?

— Зайдёт, наверно. Сказала, что сходит за покупками в Кагурадзака и вернётся.

— Значит, придёт?

— Она, собственно, хотела подождать, даже в комнату зашла, а потом раздумала. Видно, поняла, что не так-то скоро вы проснётесь.

— Значит, заходила, а потом ушла?

— Выходит, так.

Дайскэ рассмеялся и провёл рукой по лицу. Затем пошёл в ванную. Смочил волосы и почувствовал себя бодрее, он вышел на веранду и стал смотреть в сад, залюбовавшись парой ласточек в затянутом облаками небе.

С того самого дня, как у него последний раз побывал Хираока, Дайскэ с нетерпением ждал прихода Митиё. Но то ли Хираока просто так сболтнул из вежливости, то ли Митиё раздумала приходить по каким-то ей одной известным соображениям. От этой мысли в душе у Дайскэ образовалась пустота, но он принял это как должное и продолжал бездействовать. Лучше не заглядывать в этот уголок души, чтобы не обнаружить чего-нибудь ещё более мрачного.

Поэтому Дайскэ не собирался пока наносить Хираоке визит. Во время прогулок бывало, что ноги сами несли его к реке Эдогава. В пору, когда осыпалась сакура, Дайскэ, ласкаемый вечерним ветерком, переходил с берега на берег по четырём мостам туда и обратно, подобно иголке прошивая длинную набережную. Потом цветы сакуры облетели, и появилась густая листва, дающая тень. Облокотившись на перила моста и подперев голову руками, Дайскэ подолгу созерцал сверканье реки, лентой бежавшей среди сочной зелени. Потом глядел вдаль, туда, где река превращалась в узкую полоску, и любовался рощей на холме Мэдзиро. Так хотелось перейти мост и подняться по улице Коисикава, но, подавив это желание, Дайскэ возвращался домой. Когда однажды неподалёку от Ома-гари ему показалось, будто Хираока сошёл с трамвая, Дайскэ тут же повернул к пристани.

По-прежнему ли Хираока в стеснённых обстоятельствах, без работы, или нашёл какой-нибудь выход из положения, ничего этого Дайскэ не знал, хотя к судьбе друга не был равнодушен. Но он не мог заставить себя пойти к Хираоке и всё подробно выяснить, поскольку смутно чувствовал, что встреча эта сулит ему одни неприятности. Нельзя сказать, что он беспокоился о Хираоке ради одной Митиё, не так уж плохо он относился к старому другу. Напротив, он желал ему только добра.

Ощущение пустоты где-то в самом дальнем уголке сердца не проходило. Если бы можно было окунуть голову в прохладную голубую воду и дать отдых разгорячённому слишком интенсивной работой мозгу, думал Дайскэ, когда некоторое время назад велел Кадоно принести подушку, намереваясь уснуть. Чересчур острое восприятие жизни изматывало нервы, и стоило Дайскэ коснуться подушки, как он тут же забыл и про Хираоку и про Митиё. Спал он безмятежно, только вдруг ему почудились чьи-то лёгкие шаги, кто-то тихонько вошёл и тут же вышел. Он проснулся, но это ощущение не проходило. Поэтому, собственно, он и спросил Кадоно, не был ли здесь кто-нибудь, когда он спал.