ЗАТЕМ

Сквозь голубоватые, тонкие, как зубочистки, стебельки было видно, как отражается в воде узор по краям сосуда.

— Зачем же вы пили такую воду? — недоумевая, спросил Дайскэ.

— Ну, не отрава же это. — Митиё посмотрела стакан на свет.

— Не отрава… А может быть, два или три дня её не меняли?

— Когда я приходила нынче первый раз, мне захотелось понюхать цветы, и молодой человек, который здесь был, сказал мне, что только что в вазу налили свежую воду из бочки. Так что не беспокойтесь. Приятный запах!

Дайскэ ничего не ответил. У него не хватило духу выспрашивать, пила она воду из-под цветов, движимая каким-нибудь поэтическим чувством или же просто потому, что её мучила жажда. Окажись правильным первое предположение, Дайскэ был бы разочарован почерпнутым из романов желанием Митиё щегольнуть поэтичностью своей натуры. Поэтому он лишь спросил:

— Вам лучше?

К Митиё постепенно вернулся румянец. Вытащив из рукава кимоно платок, она вытерла уголки губ и стала рассказывать о разных разностях. Обычно за покупками она ездила в Хонго, но недавно узнала, что там всё на десять, а то и на двадцать процентов дороже, и последний раз или два покупала здесь, в Кагурадзака. Как-то по пути она собиралась зайти к Дайскэ, но было поздно и пришлось поспешить домой. Сегодня же она специально вышла пораньше. Дайскэ отдыхал, и она решила сначала сходить в магазины, а потом снова зайти. Как нарочно, погода испортилась, стал накрапывать дождь. Зонта у неё не оказалось, и, чтобы не промокнуть, она ускорила шаг, запыхалась и очень устала.

— Такое случается со мной не впервые, я привыкла и перестала пугаться, — Митиё с грустной улыбкой взглянула на Дайскэ.

— Всё ещё побаливает сердце? — с участием спросил он.

— Теперь я никогда не выздоровею, — В тоне, которым Митиё произнесла эти слова, не было отчаяния, даже уныния. Взгляд её был устремлён на кольцо, которое она рассматривала, слегка оттопырив тонкий палец. Затем она скомкала платок, сунула его в рукав кимоно и так сидела, потупившись. Дайскэ с восхищением смотрел на её лоб, обрамлённый волосами.

Вдруг, словно спохватившись, Митиё стала благодарить Дайскэ за то, что он выручил их деньгами, и как будто бы слегка покраснела. Это не укрылось от зоркого взгляда Дайскэ. Объяснив смущение Митиё исключительно тем, что ей пришлось просить взаймы, Дайскэ переменил тему.

Лилии, которые принесла Митиё, по-прежнему лежали на столе. И сама она, и Дайскэ ощущали сильный, пряный аромат. Дайскэ с трудом переносил его, но убрать цветы не получив на то согласия Митиё, не решался.

— Вы их купили? — спросил он. Митиё кивнула.

— Как пахнут, а? — Митиё наклонилась и вдохнула источаемый лилиями аромат. Дайскэ невольно подался назад.

— Не надо к ним так близко наклоняться!

— Почему?

— Да просто так, не надо!

Дайскэ слегка нахмурился. Митиё выпрямилась и спросила:

— Вы не любите лилии?

Дайскэ вместе со стулом откинулся назад, улыбнулся и ничего не сказал.

— Лучше бы я их не приносила. А то, чтобы их купить, я сделала крюк, попала под дождь и чуть не задохнулась, пока бежала…

Дождь и в самом деле пошёл. Собираясь в водосточном жёлобе, капли с шумом стекали вниз. Дайскэ встал, взял лилии и разорвал стягивающую их мокрую соломинку.

— Если это для меня, то я их немедленно поставлю в воду. — И Дайскэ небрежно бросил лилии в горшок с ландышами. Но из-за чересчур длинных стеблей цветы, казалось, вот-вот выскочат из воды. Тогда Дайскэ вытащил их, взял из ящика ножницы и срезал стебли почти наполовину. Затем снова втиснул цветы между ландышами.

— Ну вот, теперь хорошо, — сказал Дайскэ, кладя ножницы на стол.

Некоторое время Митиё смотрела на лилии, так небрежно брошенные в воду, а потом вдруг почему-то спросила:

— С каких пор вам разонравились лилии?

Давно, ещё когда был жив брат Митиё, Дайскэ однажды принёс к ним на Янака такие же лилии. Он попросил тогда Митиё вымыть первую попавшуюся ему на глаза вазу, сам очень бережно поставил в неё цветы и поместил вазу в нишу, после чего предложил Митиё с братом полюбоваться. Митиё до сих пор не забыла этого.

— Помните, как вы ставили цветы в вазу и нюхали?

Дайскэ не помнил, но принуждённо улыбнулся — возможно, было такое.

Между тем дождь усилился. Шум его приглушил все звуки, доносившиеся снаружи. Вошёл Кадоно. «Что-то прохладно», — сказал он и спросил, не закрыть ли наружные стеклянные двери. Пока он этим занимался, Дайскэ и Митиё оба смотрели в сад. Запах мокрой листвы благотворно подействовал на Дайскэ. Всё, что казалось зыбким и бередило душу, как бы встало на свои места. Впервые за долгое время Дайскэ словно бы нашёл себя.

— Какой хороший дождь, — сказал он.

— Ничего хорошего. Тем более что я пришла в сандалиях. — Митиё с досадой смотрела на капли дождя, стекавшие по жёлобу.

— Не огорчайтесь. Надумаете возвращаться, я велю вызвать рикшу. Так что не торопитесь, посидите немного.

Но что-то Митиё тревожило, это заметно было по её виду. Она в упор посмотрела на Дайскэ и произнесла с укором:

— Вы всё такой же легкомысленный, — Однако во взгляде её мелькнула улыбка.