Перед отъездом Шетлер, пока у него еще была сотовая связь, сделал несколько телефонных звонков людям, которые были ему очень дороги: друзьям, как минимум двум бывшим девушкам и родным дома, в США. Линда Борини вспоминает, как увидела его искаженное лицо на экране телефона и заметила, каким изможденным оно было. «Вот тогда я и забеспокоилась, – вспоминает она. – Он был таким тощим, таким хрупким». Она вспомнила, как они оба немного похудели во время похода в Непале, но его текущее состояние вызывало тревогу. Тем не менее она доверяла ему в том, что он знает пределы своего тела. Шетлер сказал, что из-за этого похода ему не хватит времени доехать на мотоцикле до Ладакха – к моменту его возвращения горный перевал Рохтанг Ла высотой почти четыре тысячи метров будет непроходим из-за снега, а ведь они оба мечтали когда-нибудь осуществить это путешествие. Она сказала, что по этому знаменитому шоссе многие ездят на мотоциклах, но это путешествие, паломничество к отдаленному священному озеру в компании
Шетлер позвонил матери и рассказал о своем плане. Каждый раз, когда сын произносил слово
Затем Шетлер позвонил отцу. За два года до этого они почти помирились и воссоединились, но Шетлер видел Терри всего один раз: он сделал остановку во Флориде, когда летел обратно в Калифорнию после курса Тома МакЭлроя по выживанию на Карибах. Поэтому, когда Терри взял трубку и услышал рассказ о предстоящем трехнедельном походе к озеру Манталай с
Тем не менее Терри не мог не вспомнить собственную поездку в Индию в конце 1970-х годов и случай, когда группа туристов предупредила его о
Но Терри не поделился этим воспоминанием со своим сыном. В этот момент он почувствовал, что Джастин вот-вот найдет то, что ищет, как и Терри во время своего путешествия по Индии. «Я не смог попросить его не делать этого, – сказал он мне. – От света трудно отказаться».
Утром 22 августа Шетлер набил рюкзак рисом и овсянкой, орехами и изюмом, чаем, сахаром и мукой для приготовления чапати[50]
– очень мало для человека, который надеется продержаться почти месяц в походе по Гималаям. Рават сказал, что «ему не нужна еда», – написал Шетлер. У него не было ни палатки, ни печки, только тонкий спальный мешок, металлическая кружка и мачете. Он упаковал большую шерстяную шаль коричневого цвета, которую можно было обернуть вокруг плеч или использовать как одеяло, и одежду в рюкзак: походные штаны цвета хаки, белую рубашку с длинными рукавами в тибетском стиле, застегивающуюся сбоку, и легкую черную пуховую куртку. Еще он взял зубную нить, не столько для гигиены полости рта, сколько для применения в различных условиях: веревка или нитка, прищепка или импровизированный шнурок, леска или силки. В том, что он собрал, ощущалась уверенность, как и в том, что он оставил. И все же что-то давило на него. «У него было ощущение, что что-то должно произойти, дурное предчувствие или что-то в этом роде», – вспоминает Кристофер-Ли Хамфриз, который провожал Шетлера в хостел Om Shanti. Перед уходом Шетлер пошутил: «Если я умру, напиши про меня что-нибудь хорошее в «Фейсбуке».Хамфрис бросил на него взгляд. «Не говори так, – сказал он ему. – Возвращайся целым и невредимым».