Затерянные в смерти

Себастьян Дюшейн обнаружил ее в углу, беседующей с мужчиной, который не понимал слова «нет». Изабель только что пролила бокал шампанского ему на рубашку, когда Себастьян пришел к ней на выручку и потащил на танцпол.

– Это рил. Популярный танец времен Регентства. Следите за людьми в костюмах – научиться совсем нетрудно.

Это было весело. Танец напоминал кадриль, но в более элегантном исполнении. К тому времени, когда танцоры в последний раз поклонились друг другу, все запыхались и весело смеялись.

Следующая мелодия полностью изменила настроение.

– Это вальс, – сказал Себастьян, – но вальс эпохи Регентства. Он гораздо благопристойнее венского вальса, хотя в начале девятнадцатого века казался чем-то весьма сомнительным.

Держа Изабель на расстоянии вытянутой руки, Себастьян положил ей одну руку на плечо, а другую на талию. Они начали кружиться в танце, и через минуту Изабель уже казалось, что вокруг никого нет, что во всем мире они остались вдвоем, держа друг друга в объятиях.

Прижавшись к Себастьяну, Изабель на языке тела говорила ему, что не хочет никуда уходить, что хочет быть именно здесь. В глазах Себастьяна она видела радостное удивление, но он по-прежнему держал ее так, словно боялся, что она сбежит.

В конце концов он успокоился и вздохнул – этот слабый вздох Изабель расценила как проявление сладчайшего из наслаждений. Закрыв глаза, она мысленно представила, как они вдвоем танцуют на облаках, раскинувшихся на темном бархатном небе, а вокруг них бриллиантами сверкают звезды. Так выглядит рай, решила она, или нечто к нему близкое. Да, она согласна, чтобы это продолжалось вечно.

– Вечно? – переспросил Себастьян, и Изабель поняла, что произнесла это вслух. – Нет, не вечно, а лишь до тех пор, пока это будет вызывать дрожь. Я вам покажу.

Изабель открыла глаза как раз в тот момент, когда Себастьян ее поцеловал. О, это настоящий рай! Быть столь тесно связанной с тем, кого ты любишь… или можешь полюбить.

А затем все мысли исчезли в потоке эмоций и ощущений, связавших ее с ним более тесно, нежели прикосновение его губ. Ее душа раскрылась перед ним, ее сердце отдавало ему себя так же безоговорочно, как и все те части ее тела, которые к нему прикасались. Это был подарок, бескорыстный дар.

Но Себастьян не собирался так легко уступать. Изабель поняла это, когда поцелуй закончился. Себастьян выпрямился, потрясение в его взгляде уступило место страху – или это была боль? Он сразу же толкнул ее в объятия одного из мужчин.

– Возьми ее, Лео. Она более чем готова к тому, чтобы наскоро перепихнуться. Тебе даже не нужно будет снимать одежду.

Лео обхватил ее сзади, его руки схватили ее за грудь, возбужденная плоть прижималась к ее ягодицам. Когда он ткнулся носом в ее ухо, Изабель ощутила запах виски. Высвободив руки, она локтями ткнула ему в живот и была более чем довольна, когда он с проклятиями отшатнулся.

– Наскоро перепихнуться? Вы так сказали? – Изабель дала волю своим эмоциям. – Вы жалкая пародия на джентльмена!

– А вы несчастье для кавалеров.

– Вы меня не напугаете! – Она тут же доказала это, подойдя к нему поближе. Девушка чувствовала в нем гнев, желание, даже страх. Чего же он боится?

Он схватил ее за плечи и слегка встряхнул.

– Я вас запугаю!

– Нет, – мягко сказала Изабель, ее гнев угас, когда она поняла, что его тревожит. – Нисколько.

– Если я тебя возьму, ты никогда не будешь прежней. – Казалось, он ее умолял – в его голосе не было гордости. – Ты станешь просто шлюхой, потому что никогда не получишь такого удовлетворения с кем-то еще.

– Но и ты тоже уже не будешь прежним. Если ты боишься… – она подчеркнула это слово, – если ты боишься отдаться не только телом, но и душой, мы никогда не будем вместе.

На это Себастьяну Дюшейну было нечего сказать. Изабель чувствовала, как исчезает его страх, исчезает гнев и почти исчезает страсть.

– Время покажет, моя маленькая монашка.

– Почему ты так меня называешь? – Это обращение задело ее больше, чем все, что он говорил ранее. Именно поэтому, решила она, он и называет ее так.

– А кто еще, кроме монашки, знает одни псалмы и носится со своей добродетелью так, будто это ее самая главная ценность?

– Вот незадача! С таким потенциалом высококлассной проститутки – и монашка!

Эти слова, произнесенные стоявшим рядом мужчиной, напомнили Изабель, что они не одни.

– Нет, она уже не монашка, – сказал Себастьян, глядя ей в глаза, словно мог прочитать ее душу. – Думаю, они выгнали ее из-за флирта со священником.

Изабель почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

– А ты полон презрения потому, что боишься, что если ты полюбишь другую женщину, она оставит тебя точно так же, как это сделала первая.

Если бы словами действительно можно было ранить, то они бы нанесли друг другу почти смертельные удары.

Изабель не могла в точности сказать, что ощутил Себастьян после того, как ей удалось раскрыть столь тщательно охраняемую им тайну, но гримаса боли и отчаяния, исказившая его лицо, заставила девушку почувствовать себя Иудой, предавшим Христа.