Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

— В донаучные времена, — сказал он, — на каждой подводной лодке держали белую мышь, поскольку ее более чувствительный организм давал знать о том, содержатся ли в воздухе отравляющие вещества, намного раньше, чем это ощущали моряки. Ты, моя дорогая, будешь нашей белой мышью. Сейчас я открыл кислород сильнее, и тебе должно стать лучше.

— Да, мне уже лучше.

— Возможно, это и есть правильная концентрация. Когда мы точно определим достаточное минимальное количество кислорода, мы сможем вычислить, как долго нам удастся просуществовать. К сожалению, на наше возвращение к жизни ушло уже значительное количество содержимого первого баллона.

— Какое это имеет значение? — спросил лорд Джон, стоявший у самого окна, засунув руки в карманы. — Если мы должны умереть, какой толк в том, чтобы задерживаться? Или вы думаете, у нас есть шанс?

Челленджер улыбнулся и покачал головой.

— Что ж, в таком случае не кажется ли вам, что достойнее будет сделать прыжок, чем ждать, когда тебя подтолкнут. Если этому суждено свершиться, я за то, чтобы прочитать молитву, отключить кислород и открыть окна.

— Почему бы и нет? — отважно сказала леди. — Конечно, Джордж, лорд Джон прав, так будет лучше.

— Я категорически против! — недовольно воскликнул Саммерли. — Когда мы должны будем умереть, это случится так или иначе, но намеренно приближать смерть кажется мне глупым и неоправданным поступком.

— А что на это скажет наш юный друг? — спросил Челленджер.

— Я считаю, мы должны досмотреть эту драму до конца.

— И я придерживаюсь абсолютно того же мнения, — поддержал меня он.

— Тогда, Джордж, если ты так говоришь, я тоже поддержу тебя, — воскликнула дама.

— Ну что ж, я просто предложил, — сказал лорд Джон. — Если вы хотите дождаться конца, я с вами. Несомненно, это жутко интересно. В моей жизни было немало приключений и не меньше волнующих моментов, чем у большинства людей, но заканчиваю я жизнь на пике переживаний[151].

— Если допустить существование после смерти… — начал Челленджер.

— Смелое предположение! — выкрикнул Саммерли. Челленджер пристально, с немым укором посмотрел на него.

— Если допустить существование после смерти, — продолжил он наставническим тоном, — никто из нас не в силах предвидеть, какие возможности для наблюдения за материальным миром получает человек после перехода на новый, духовный уровень. Безусловно, даже самому бестолковому человеку, — тут он выразительно посмотрел на Саммерли, — должно быть понятно, что мы лучше всего наблюдаем и формируем мнение о явлениях материального мира именно до тех пор, пока сами материальны. Поэтому, только оставаясь в живых в течение еще нескольких часов, мы можем надеяться на то, что унесем с собой, в наше дальнейшее существование, четкое представление о самом удивительном из событий, когда-либо происходивших в мире или даже во Вселенной. Мне будет очень печально, если нам придется хоть на минуту сократить это необыкновенное переживание.

— Тут я совершенно согласен! — воскликнул Саммерли.

— Поддерживается без возражений, — сказал лорд Джон. — Господи, этот ваш бедняга шофер во дворе уже отправился в свой последний путь. Может быть, нам сделать вылазку вниз и перенести его сюда?

— Это было бы безумным поступком, — резко возразил Саммерли.

— Что ж, пожалуй, вы правы, — сказал лорд Джон. — Ему это не поможет, и, к тому же, наш кислород разойдется по всему дому, даже если нам удастся вернуться сюда живыми. Боже мой, посмотрите на этих маленьких птичек под деревьями!

Мы придвинули четыре стула к длинному низкому окну. Миссис Челленджер все еще лежала на диване с закрытыми глазами. Я помню, как мне в голову пришла чудовищная и нелепая мысль — впрочем, эту иллюзию мог усилить тяжелый, удушливый воздух, которым мы дышали, — о том, что мы сидим в первом ряду партера перед сценой, на которой разыгрывался последний акт драмы этого мира.

На авансцене, прямо перед нашими глазами, находился маленький дворик, где стоял наполовину вымытый автомобиль. Остин, шофер, на этот раз все-таки дождался своего последнего увольнения: он лежал у колеса с большим темным синяком на лбу, оставшимся от удара о подножку или крыло автомобиля. Рука Остина все еще сжимала шланг, из которого текла вода. В углу двора росла пара небольших платанов, а под ними лежало несколько жалких маленьких комочков из пушистых перьев, с крошечными, задранными вверх лапками. Смерть одним ударом своей косы смела все, великое и малое.